Ради тебя - Катерина Снежинская

— Да перестаньте вы!

Жеребец Доусена вытянулся свечкой, заржал, будто протрубил, и сиганул через кусты, мигом исчезнув за туманом. Лошадь Крайта всё пританцовывала, ошалело мотала головой, пыталась развернуться, била по глине подковами.

— Хватит!

Тиль поддала шенкеля, заставляя кобылу прыгнуть по-заячьи вперёд, хлестнула нагайкой направо, налево, заставляя собачий клубок развалиться. Кобыла, дико кося глазом, пошла боком, тесня сгорбившегося, тяжело дышащего Доусена к обочине.

— Я не… — прохрипел колонист, вытирая подбородок о плечо.

— Хватит, — невесть зачем повторила Тильда. — Уходи, Джерк. Пожалуйста.

Вроде бы мужчина хотел что-то сказать, а, может, даже и спорить начать, но передумал. По-бычьи мотнул головой, поднял упавшую шляпу, надвинул её на лоб и пошёл, сунув руки в карманы. А дождь, будто только этого и ждал, снова начал набирать обороты, тёк струями по лицу, забивая нос, затекая за губы солёным. Лошадь под Тиль мелко вздрагивала шкурой, прядала ушами.

— Ты собираешься здесь ночевать? — равнодушно спросил Карт за спиной Арьере. — Скоро совсем стемнеет, да и сейчас не светло.

Почему-то развернуть конягу оказалось очень сложно, будто она не живая была, а из камня вырубленная. Да и забыла Тильда, что делать надо, руки слушаться не желали, словно чужие.

Кто-то совсем недавно говорил про чужие руки. Мол, смотришь на них и не чувствуешь совершенно.

— Карт, я… — выдавила Тиль — и сама себя не услышала.

— Один вопрос, — глухо выговорил Крайт, наклоняясь за сюртуком. Выпрямился, отряхнул безнадёжно испачканную полу, забросил пиджак за плечо, держа его на согнутом пальце. — Вот это и есть твоя новая просчитанная жизнь?

Карт неопределённо мотнул подбородком, а Арьере тут же вспомнила о неловко заколотых волосах; о куртке Доусена, и о жакете под ней; об отсутствии блузки, сорочки и юбки — их она не надела, всё равно же не просохли.

— Карт, это совсем не то… — снова попыталась начать Тильда, откашлявшись.

— Что ж вас всех на дерьмо-то тянет? — по-прежнему без всяких эмоций поинтересовался Крайт.

— Карт!

— Да? — ровно ответил кузен, медленно голову повернул, прямо глядя на Арьере.

Тильда смахнула с лица воду, неловко обмотала поводья вокруг верхней луки, сползла на землю, пряча руки в длиннющие рукава.

— Это правда совсем не то, о чём ты подумал, — сказала, ясно осознавая, что с таким же успехом могла и промолчать.

Наверное, даже лучше было промолчать.

— Ты не оригинальна. Хотя, говорят, многие высокородные шлюхи так начинали: деревня, сеновал, конюх. Правда, я не муж. Согласись, это добавляет пикантности.

— Хорошо, пусть так! — невесть откуда взявшаяся ярость, да ещё какая — до пелены перед глазами! — стёрла апатию, как тряпкой. — Я шлюха! Но ты не протестовал бы, ложись я только под тебя, верно?

— Тиль, закрой рот, пожалуйста, — медленно выговорил Карт, — а то…

— А то что? Ударишь? Ха, господин Крайт, и ещё раз — ха! — Арьере и вправду хрипло, по-вороньи хохотнула, не слишком хорошо соображая, что несёт. Теперь она не только собственные руки словно чужие видела. Ей начало мерещиться, будто она висит рядом со своим телом, близко, но всё же вне его. — Ты себя давно в зеркале разглядывал, мастер Безупречность? Я думала, мой супруг идеален! Небо, да он тебе в подмётки не годится! Ты же… совершенство, Карт! Верный, преданный, влюблённый до безумия! Тебя даже просить ни о чём не надо, сам всё сделаешь! «Тиль, я уважаю твоё мнение!» «Тиль, это твой выбор!» «Не беспокойся Тиль, я всё решу!» Ведь именно так ты думаешь? Ну, признайся!

— Это плохо?

— Это кош-мар, Карт, — выговорила Арьере по слогам. — Только попытайся представить, как быть — жить! — рядом с таким совершенством! Я же перед тобой кругом виновата, кругом должна. И мне эти долги никогда не выплатить. Да если из шкуры вылезу, и близко такой не стану. Ты ведь даже в живых остался ради меня. Ты всё ради меня! Чем я могу отплатить?

— А платить обязательно?

— Я не знаю, как тебе растолковать! — Тиль схватилась за лоб, развернулась, топнула, подняв фонтан брызг. — Рядом с тобой жить, всё равно, что постоянно навытяжку. До одного я уже пыталась дотянуться, ничего не вышло. Но ты-то… Знаешь, чужая любовь может стать худшим наказанием. Не знаю, как ещё объяснить.

— Не надо. Я, кажется, понял. Прости за назойливость, — кивнул Карт. Теперь он под ноги смотрел, головы не поднимая. — Собственно… Да нет, не о чем говорить. Не против, если уеду утром?

— Не против, — пробормотала Арьере.

— Ну, тогда… — кажется, Крайт пятернёй прочесал волосы. Впрочем, может, он зачем-то другим руку поднял. — Н-да, это тоже из романа. Ладно, и безупречные бывают банальными. Прощай, Тиль?

— Прощай, Карт.

Дождевые дорожки, бегущие по лицу, стали горячими, очень-очень солёными и мутными. Но сейчас это было совсем не лишним: вода мешала видеть.

Вероятно, дети были в восторге от доктора Суртюра. Именно такой врач и должен пользовать малышей: маленький, даже ниже Тильды, тощенький, похожий на кузнечика. А круглые очки вкупе с ухоженной козлиной бородкой и зачёсанной на лоб реденькой чёлочкой при полном отсутствии волос на макушке, делали его немного нелепым, но милым. Говорил он тихо и вкрадчиво, скорее даже журчал успокаивающе. А ещё имел привычку постоянно трогать собеседника за локоть мягонькой ручкой.

И, вообще, его так и тянуло назвать «доктор Суртюрчик».

— Милая барышня, почему меня сразу не вызвали? Боялись побеспокоить? — врач поверх очков глянул на Арьере укоризненными, красноватыми кроличьими глазками. — Ну что вы, право слово, приходить на помощь пациентам сразу же — сразу же, вы слышите? И днём, и ночью, и в вёдро, и в зной — это моя прямая обязанность. А порой промедление равно смерти, об этом тоже стоит помнить.

— Видите ли, я не знала, когда он вернулся, и была уже у себя, — заторопилась Тильда, оправдываясь. — Наш дворецкий заподозрил неладное, но кузен отказался от помощи. А ночью ему стало совсем плохо, но Джермин побоялся мне сказать… Я тот час послала, как узнала.

— Ну, не волнуйтесь, не волнуйтесь, а то и с вами нехорошее приключится, — доктор успокаивающе похлопал Тиль по локтю. Подвёл к креслу, усадил почти силком. Сам рядом присел, наклонив голову к плечу, прислушался к пульсу, но часов при этом почему-то не достал. — Вам сколько лет, милая моя? Не рожали?

— Нет, — оторопела Арьере.

— Девица? — деловито поинтересовался доктор.

— Нет. Какое это имеет отношение к Карту? — спросила Тильда, начиная подозревать самое нехорошее.

— Абсолютно никакого, — ласково признался врач, наконец, отпустив руку Тиль. Суртюр снял очки, протёр полой сюртука, сунул обе дужки в рот. — Дело в вас, милая моя. Видите ли, я убеждён, что женщины, отказывающиеся от счастья материнства, сознательно обрекают себя на раннее увядание. Ваша нервозность и несколько истеричные реакции свидетельствуют о…