Стать Джоанной Морриган - Кейтлин Моран

По моим представлениям, почерпнутым исключительно из книг, второй сеанс секса должен быть медленным – даже отчасти мечтательным – и гораздо приятнее первого, но когда мы доедаем сандвичи и снова ложимся в постель, наш второй секс получается еще исступленнее первого, и хотя я все равно не кончаю, кончает он, и я себя чувствую невероятно… полезной. Мужчинам необходимо кончать – и моими стараниями это произошло. Моя задача простая, и я сделала все как надо.

Утром я ему сказала:

– Надо будет при случае повторить.

И он сказал:

– Возвращайся скорее.

И мы с ним целовались на остановке, пока не пришел мой автобус и не увез меня прочь, и я сидела, прижавшись губами к оконному стеклу, чтобы охладить их после всех поцелуев. Поцелуев, которые не охладили мой пыл, а распалили меня еще больше.

Возвращаюсь домой, в Вулверхэмптон. Ощущения просто улетные. Как будто я воин, вернувшийся из победного похода. Из всех достижений нашей семьи за минувшую неделю мое достижение, безусловно, самое выдающееся. В любом другом, правильном мире я распахнула бы дверь ногой, как лорд Флэшхарт в «Блэкаддере», и объявила бы домочадцам: «О, ДА. ДЕФЛОРАЦИЯ ПРОШЛА УСПЕШНО. ЗА МЕНЯ МОЖНО НЕ ВОЛНОВАТЬСЯ», – и прошлась бы по комнате, и родители с братьями хлопали бы меня по плечу и всячески поздравляли. Может быть, даже устроили бы в мою честь праздничный ужин.

Но в нашем далеком от совершенства мире так делать нельзя. Да, это несправедливо – очень несправедливо, – но мне приходится делать вид, что неделя была совершенно обычной, и я вовсе не возбуждала мужчин до состояния монументальной эрекции, не участвовала в поцелуях, претендующих на олимпийское золото, и не добилась того, что мужчина, посещавший университет В АМЕРИКЕ, кончил в мои не столь высоко образованные гениталии.

Пытаясь придумать, как сгладить конфликт между моими внутренними устремлениями и внешними социальными ограничениями, я расхаживаю по дому с самодовольным, надменным видом.

– Что у тебя с лицом? – спрашивает Крисси, входя в кухню, где я делаю себе сандвич с сыром.

Меня не было дома два дня, и теперь у меня ощущение, что все поверхности в нашей кухне перманентно измазаны маргарином. Все помещение – сплошной риск для здоровья. Раньше я этого не замечала.

– В смысле – что у меня с лицом? – Я режу сыр, всем своим видом излучая надменность.

– Оно явно просит кирпича, – говорит Крисси, глядя на меня в упор. – Прямо-таки умоляет, чтобы его от души отхлестали по двум щекам одновременно, как в «Трех балбесах». Что с тобой происходит?

– Ничего, – говорю я, укладывая сыр на хлеб. – Просто… я что-то разгоряченная в последнее время. Ну, знаешь… Как ненасытное животное.

– Ты и есть ненасытное разгоряченное животное, – говорит Крисси.

– Спасибо!

– Животное вроде мисс Пигги, – продолжает Крисси. – У тебя точно такой же пронзительный громкий смех, когда ты смеешься над собственными идиотскими шутками. И, как у мисс Пигги, у тебя в заднице шарила мужская рука, – добавляет он, хитро прищурившись, и выходит из кухни.

В тот же вечер, чуть позже, я говорю Крисси два слова: «Белая куропатка». Это наши старые кодовые слова, означающие «Встречаемся в платяном шкафу, будем секретничать». Платяной шкаф это такое особое место, где мы с Крисси делимся друг с другом секретами. Именно там я призналась, что влюблена в Джейсона из «Битвы планет», и Крисси сказал, что он тоже в него влюблен, и мы договорились, что, когда вырастем, женимся только на ком-то из Стражей космоса. Или вообще ни на ком. Это было давным-давно.

Мы сидим в шкафу, тесно прижавшись друг к другу – мы оба стали гораздо крупнее с тех пор, как придумали эту штуку.

– Ну, чего? – говорит Крисси.

– Ты сказал, у меня в заднице шарила мужская рука. Что это значит?

– Ты сама знаешь, – говорит Крисси.

– Не знаю.

– Нет, знаешь.

– Нет, я не знаю!

Конечно, знаю.

– Это же очевидно, – говорит Крисси. – Ну, поздравляю.

Мы долго молчим.

Потом я говорю:

– Ты не хочешь спросить, как все было?

Крисси тотчас же отвечает:

– НЕТ!

Мы снова молчим. Крисси явно раздирают противоречивые чувства: любопытство и ужас. И наконец:

– Было больно?

– Не…

– Вообще-то я не хочу ничего знать.

Крисси пытается выйти из шкафа. Я хватаю его за футболку и усаживаю на место. Мы сидим молча и ждем, когда уймется его очевидная тошнота.

Потом он говорит:

– И вы оба разделись совсем догола?

– Да.

– О господи.

– Извини, – добавляю я на всякий случай.

– Ничего страшного.

Крисси долго сопит и вздыхает. Пыхтит и кряхтит. А потом говорит:

– Понимаешь, в чем дело… Спросить я, может быть, и хочу, но ты же ответишь. И когда ты ответишь, я просто не выдержу. В буквальном смысле. Потому что потом я представлю, как ты занимаешься сексом, и мне неизбежно захочется убивать. И себя, и тебя, и всех в этой семье. И всех наших родных и знакомых. Господи. Не хочу даже думать, что ты занимаешься сексом.

– Теперь уже никуда не деться, придется думать.

– Нет! Это мерзко.

– И все же подумай… Я занимаюсь сексом.

– НЕТ!

– Я занимаюсь сексом, я занимаюсь сексом, я занимаюсь сексом.

Крисси дает мне неслабого братского тумака. Каждый, у кого есть братья, знает, что это такое – вполне себе сильный удар кулаком, от которого больно, и так и задумано, чтобы было больно, но обижаться нельзя и давать сдачи нельзя, потому что ты сам нарывался, специально, – потому что бывают такие мгновения, когда тебе хочется получить тумака от брата. Никто не знает, почему так происходит. Мы снова молчим.

Наконец я предлагаю:

– Необязательно рассказывать обо мне с Тони Ричем. Можно назвать главных действующих лиц как-нибудь по-другому. Скажем, Питер Венкман и Дана Барретт?

Крисси согласен.

И я рассказываю ему, как Дана Барретт из «Охотников за привидениями» лишилась девственности с Питером Венкманом из «Охотников за привидениями», и он задает еще пару вопросов, и говорит только: «БРР!» – и три раза «УБЕЙТЕ МЕНЯ КТО-НИБУДЬ!»

В какой-то момент он надевает на голову наволочку и говорит, очень тихо:

– А какой у него член?

И я отвечаю:

– Кожа нежная, как детская кофточка из фланельки, и он немного изогнут влево. Наверное, потому, что сам Венкман левша и дрочит левой рукой. Я это сообразила сама и ужасно собой гордилась. Я себя чувствовала… Дэвидом Аттенборо, когда он наблюдает за муравьями, чтобы лучше понять их повадки.