Нити магии - Эмили Бейн Мерфи

На внутренней стороне атласной шнуровки: «Мне всегда нравился твой смех, который начинается с низкого урчания и делается все выше и выше, пока у тебя на щеках не появляются ямочки. Они – как знаки препинания, отмечающие лучший звук в мире».

Когда она появилась в «Мельнице», то заставила меня засмеяться впервые за три года.

Вдоль ее лент для волос я пишу: «Я читала тебе сказки Ганса Кристиана Андерсена, когда тебе было шесть. Я боялась делиться ими с тобой, так как они – особая часть меня, которую я делила только со своим отцом, и, если бы ты отвергла их или сочла глупыми и скучными, это немного подпортило бы что-то драгоценное для меня. Но твои глаза, наоборот, загорались, и это делало сказки еще лучше и дороже, потому что теперь я делила их и с ним, и с тобой, как будто что-то снова проросло из старого семечка».

Каждая складка ткани на ее балетной юбке хранит воспоминание. «Когда тебе было пять и ты училась писать, то ужасно злилась на меня из-за того, что я заставляю тебя правильно держать ручку; ты бросила ее на пол и с силой наступила мне на ногу».

«В три года ты говорила «лемомад» и «наизмамку», и это звучало так забавно, что я даже не поправляла тебя, и мне было чуть-чуть грустно, когда ты подросла и стала правильно выговаривать эти слова».

Едва начав, я уже не хочу останавливаться. Она будет танцевать перед королем, облаченная в любовь. Я улыбаюсь, прикасаясь к складкам ткани, в которых хранятся воспоминания. Они будут взлетать и опадать вокруг нее, словно заснеженные ветви деревьев на ветру. Что бы ни случилось, у нее будут эти воспоминания. Она будет знать, что даже в те годы, пока она была сиротой, кто-то искренне, всей душой любил ее.

– Тук-тук! – Якоб деликатно приотворяет мою дверь. Волосы его гладко зачесаны, а губы смазаны кокосовым маслом. – Лильян хочет встретиться, – говорит он, указывая в сторону своей чердачной каморки, и я откладываю иглу, бросив взгляд на книги по медицине и астрономии, которые он держит под мышкой.

– Ты давал урок Еве? – догадываюсь я, а потом умолкаю, покусывая щеку изнутри. – Как она?

– У нее все хорошо, Марит. Она быстро усваивает новые знания. Я просто учу ее тому, что ей интересно. И в последнее время она хочет знать все, что только возможно, о Фирне.

– О Фирне? – спрашиваю я, слыша, как срывается мой голос.

– Она хочет знать, как он убивает людей. Есть ли от него лекарство. Можно ли им как-то помочь.

– А, ясно. Ее мать умерла от Фирна, – тихо говорю я.

– И все же, если она интересуется лекарством… – замечает он и поворачивается ко мне с легкой улыбкой, – то, полагаю, думает о ком-то, кто все еще жив.

Я сосредотачиваю внимание на башмаках Якоба, поднимаясь вслед за ним по лестнице, ведущей на чердак, однако на сердце у меня становится чуть-чуть светлее.

Брок и Лильян уже ждут нас.

Лильян запирает на засов дверь, прежде чем достать что-то из кармана. Она подносит это нам на пухлой подушечке и сверкает озорной улыбкой, которую Нина всегда называет кошмарной.

– Нина говорит, что с этой ухмылкой ты похожа на бешеную мышь, – уведомляет ее Брок.

Лильян лишь усмехается еще более победоносно.

– Ну как, сойдет? – спрашивает она, и глаза ее сверкают, потому что она уже знает ответ.

Честно говоря, в глубине души я надеялась, что Лильян не сможет создать убедительную подделку. Потому что, если она это может, значит, моя теория способна оказаться правдивой, и следующая часть нашего плана заставляет мой желудок тревожно сжиматься.

Я выдыхаю и двумя пальцами беру кольцо.

– Мне пришлось угадывать с размером ободка, – говорит Лильян. – Это просто сусальное золото, но пока что сойдет.

Я держу кольцо, созданное Лильян, против огонька свечи и смотрю, как свет преломляется в камне. Это точная копия. Может ли ювелирное дело Вестергардов на самом деле быть обширной, сложной сетью мошенничества? Я не осмеливалась даже верить в это, пока не увидела, что способна сделать Лильян со стеклом и цветом. Достаю отцовский камень и сравниваю их, держа бок о бок.

– Совпадают в точности, – говорю я.

– Значит, мы беремся за это? – спрашивает Брок, стискивая ладони.

Якоб снимает очки и тяжело вздыхает.

– Все это – одно сплошное безрассудство, – говорит он.

– Просто подумай, что сделает Нина, если узнает! – весело восклицает Лильян, забирая у меня поддельное кольцо.

Якоб смотрит на меня сквозь свои темные ресницы, точно без слов задавая какой-то вопрос, и я внезапно испытываю приступ головокружения от той опасности, с которой мы заигрываем сейчас. Опасность исходит от магии, от тайны шахт и, возможно, сильнее всего – от него. Такое же ощущение я испытывала, когда тщетно пыталась закрыть свое сердце от Евы. «Не подходи слишком близко. Не испытывай слишком теплых чувств. Не используй магию. Не надейся на будущее слишком сильно». Но сейчас я не прислушиваюсь ни к одному из этих предостережений.

Провожу рукой, слегка касаясь его ладони, и от этого прикосновения по моей коже разбегаются щекотные искорки.

– Готовьтесь, птички, – говорит Лильян, вертя кольцо в пальцах так, что камень сверкает в свете свечи. – Посмотрим, как далеко зашел весь этот обман.

Мне следовало бы понять, что наша затея начинается не очень хорошо, когда утром за столом появляется Мальте, лакей Филиппа.

Я сглатываю и встречаю взгляд Лильян поверх блюда с приготовленным Дорит еллебродом: овсянкой с кусочками ржаного хлеба, вымоченными в пиве с сахаром.

– Ты так быстро вернулся, Мальте? – сладким голоском спрашивает Лильян, размешивая ложкой густую овсянку.

– Нужно было привезти кое-что для салона по требованию хозяина, – отвечает он.

Я дотрагиваюсь до поддельного камня, спрятанного у меня в кармане под складками колючей ткани. Мы уже знаем, что в округе будет больше полицейских, чем обычно: они патрулируют окрестные дороги с тех пор, как была убита Айви. Но всего час спустя входная дверь открывается, и наши с Лильян лица полностью отражают друг друга, когда входит капитан королевской гвардии в сопровождении восьми вооруженных мужчин. Они рассыпаются по всему дому, изучая входы и выходы, столовую, кухню и бальную залу. Ведь грядет королевский визит.

Дорит что-то напевает себе под нос, мелко шинкуя поджаренные орехи для торта «Мазарин», но по ее лицу струится пот. Она постоянно посматривает на пустую стеклянную баночку, в которой до сегодняшнего утра хранилось похожее на мак растение, выращенное Броком. Соль и специи в жарко́м, которое сегодня подадут на обед, скроют вкус и запах этой травки. Она должна погрузить Филиппа в глубокий сон на несколько часов.

– Пахнет вкусно, – обращается один из гвардейцев к Дорит, и она сглатывает, добавляя еще горсть молотого перца в исходящее паром жарко́е.