Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года - Адам Б. Улам

Однако еще на протяжении трех лет Ленин и Плеханов продолжали сотрудничать. Ленин умел быть дипломатичным, когда хотел, и временами беззастенчиво льстил «старику», принимая вид скромного и почтительного ученика. Плеханов при всех разногласиях видел в Ленине те черты, которых ему самому явно недоставало: необыкновенную энергию и организационные способности. После разрыва с Лениным Плеханов вновь вернулся к роли философа-социалиста, окруженного революционерами преклонного возраста. Этот неприятный молодой человек выполняет административную работу, а вот он, Плеханов, руководит революционной партией, и любой марксист поймет, насколько важнее осуществлять теоретическое и литературное руководство, чем заниматься мелкими организационными вопросами.

Однако, несмотря на все споры и разногласия, их связывали общие цели. Они были убеждены в настоятельной необходимости сохранить классический марксизм и преданы идее революции. Отчуждение росло. Они прекрасно видели недостатки друг друга. Однако еще долгое время Плеханов чувствовал, как его тянет к Ленину, обладающему необыкновенной революционной энергией. В свою очередь, Ленин не уставал восхищаться интеллектуальными способностями старшего товарища, его нетерпимостью и нежеланием отступить в идеологической борьбе хотя бы на йоту. Ленинское перо не жалело ближайших друзей и сотрудников, не говоря уже о врагах. Мартов, к которому Ленин испытывал особую привязанность, со временем стал «негодяем» и «мошенником». О своем большом друге, Троцком, Ленин долгое время говорил не иначе как о «пустомеле» и «лицемере». Когда же дело доходило до Плеханова, то в разгар самой жесткой полемики Ленин проявлял сдержанность. А это говорит о многом.

Ленин и Плеханов испытывали одинаковое отвращение к любым проявлениям ревизионизма и экономизма. Эта ересь не должна проникнуть в классический марксистский мир «Искры». Уже перед появлением первого номера газеты встала еще одна болезненная организационная проблема. Что делать со Струве? К этому моменту было совершенно ясно, что он заражен ревизионизмом. Плеханов ни за что бы не согласился сотрудничать с ренегатом. Но, как мы знаем, Ленин, еще в 1899 году решивший, что Струве ему больше не друг, имел весьма веские причины водить его за нос. Струве обладал удивительной способностью: под его влиянием светские дамы и либеральная аристократия оказывали существенную материальную поддержку делу революции. Первая кратковременная договоренность была, очевидно, первой попыткой к «мирному сосуществованию». Струве и его соратники будут оказывать «Искре» денежную помощь, а редакторы оставят за собой право осуждать ревизионизм и предупреждать читателей об опасном влиянии Струве и людей подобного рода. Неудивительно, что вскоре это соглашение было аннулировано. «Искра» занялась поисками новых источников финансовой поддержки. В январе 1901 года Ленин уже называл бывшего коллегу и финансового спонсора Струве иудой. Струве, в свою очередь, прервал затянувшееся увлечение социализмом и превратился в столп русского либерализма. Революционные лидеры стали относиться к нему гораздо спокойнее. Если человек сам открыто объявил себя классовым врагом, вы знаете, чего от него можно ждать. Вы можете при случае заключить с ним временное соглашение, выступая общим фронтом против другого врага. Но иметь подобного человека в своем лагере, выдавая его вредные теории за разновидность марксизма, приводя в замешательство и притупляя классовую бдительность людей, рядовых членов партии, – никогда!

В воспоминаниях, касающихся этого периода, Струве все еще мучился сознанием вины и досадовал, что он, подобно многим русским либеральным демократам, был соучастником организации движения, разрушившего их идеалы и не оправдавшего надежд. Плеханов и Ленин сначала использовали Струве, а потом отвергли. Тридцать лет эти воспоминания жгли его душу. Мало того что они не были «предупредительны ко мне, хотя я был вправе потребовать этого как известный политический деятель», так они еще продемонстрировали неуважение к целому классу, поскольку, как заявил Струве, он являлся «истинным представителем той социальной среды, которую нельзя игнорировать или пренебрежительно не замечать».[105]

Как трогательно звучат эти эмигрантские слова на фоне сталинской России!

Все перечисленные разногласия и трудности составляли всего лишь часть того, что в советской истории носит название «искровского» периода. Газета оправдывала свой горячий призыв: разгорелось пламя, которому, похоже, нет конца.

Конечно если просмотреть номера газет, то трудно понять, в чем заключается ее важная историческая победа. Из редакторов только Плеханов обладал даром красноречия и являлся непревзойденным очеркистом. Ленин и Мартов были скорее склонны к политической полемике. Но главная функция газеты заключалась, по всей видимости, в том, чтобы обращать в свою веру простых рабочих России. Однако ее стиль и характер были совершенно непригодны для этой цели. Сотрудники газеты не могли, даже если бы очень захотели, говорить простым языком и вникать в каждодневные проблемы рабочих. Само понятие агитации требовало тесного физического контакта с пролетариатом, но это было недостижимо для газеты, издававшейся в Мюнхене или Женеве. Читателей «Искры» упорно кормили враждебной критикой экономизма, оценкой либерализма, шансами добиться у царя конституции и тому подобным. Характерно, что приезжающие из России настойчиво просили редакторов издавать другую газету, более доступную для рабочих масс. Ленину пришлось объяснять идею публикации революционной газеты за границей. Публикация в России, писал он с присущим ему здравомыслием, поставит под удар людей, потребует огромных денежных сумм, которые лучше использовать для тайного ввоза «Искры» в страну.

Он был абсолютно прав, хотя тайный ввоз в Россию и распространение там газеты подвергали опасности многих людей, но это были простые солдаты революции. Историческая роль «Искры» заключается в том, что она объединила разрозненные группы передовых рабочих, составивших российскую социал-демократию этого периода. Искровцы, как они стали называться, действовали в условиях строжайшей конспирации. Их поддерживала мысль, что, если даже распространитель газеты будет арестован, руководители движения останутся в безопасности, и полиция не сможет воспрепятствовать деятельности партии, как это было с «Народной волей». Используя современную терминологию, можно сказать, что это была форма политической партизанской войны против царского режима и, как всякая успешная деятельность, она черпала силы в руководстве и источниках снабжения, расположенных вне досягаемости врага. Ничто так не деморализует революционную группу, как чувство оторванности, понимание, что революционные силы уже на исходе и нет никого, кто бы смог выполнять работу павшего. Спустя тридцать – сорок лет люди будут поражаться тому, как коммунисты в некой далекой стране будут продолжать бессмысленную борьбу, утешаясь тем, что их руководители пользуются защитой и поддержкой Советского Союза. Именно в искровский период проявилась эта парадоксальная черта революционной психологии.

От Иркутска до Одессы марксистские группы могли ощущать себя частью единого движения, возглавляемого самыми авторитетными героями революции. Российские социалисты не могли знать о постоянных разногласиях и назревающем конфликте в редакции «Искры». Они считали, что работа дружной группы уравновешивается, с одной стороны, такими уважаемыми ветеранами, как Плеханов и Засулич, а с другой стороны – приобретающими авторитет революционными лидерами. Влияние экономизма, одно время господствующего в социалистических кружках, в 1901-м и 1902 годах явно пошло на убыль. «Искра» не могла надеяться на то, что ей удастся оказать влияние на рабочую массу, что же касается крестьян, то они сохраняли устойчивый иммунитет к учению Маркса. Для элиты революционно настроенной интеллигенции и рабочих газета служила доказательством растущего авторитета. Для Ленина она была большим профессиональным революционером, чем «массы», хранившие ключ от победы социализма.