Цель неизвестна. Врата учености - Марик Лернер

— Я собираюсь всемерно способствовать научно-исследовательской деятельности, создав, помимо химической лаборатории, медицинский факультет. И очень надеюсь, что вы вспомните о просветительской деятельности средь населения страны, которая платит. Уделите ему серьезное внимание в будущем, а не из-под палки. В конце концов, создание нового поколения русских ученых позволит не токмо доверить им должности в университете и гимназии, сие еще и прямое условие заключенных вами договоров. Теперь все, — после паузы сказала, вставая.

Люди в зале вскочили, и она проследовала к выходу. Сопровождающие фрейлины на ходу обменивались мнениями, посмеиваясь. Для них мероприятие закончилось. А вот у меня впереди тяжкие дни. Разбираться в доносах и документации придется долго. Как и в будущих проектах. Нельзя объять необъятное, но для химиков и физиков есть направление и госзаказ. С этими ясно. Историки, географы, ботаники, анатомы, даже правоведы — для всех найдутся мудрые указания. Но вот что делать с математиками, я абсолютно не представлял.

В коридоре навстречу попался запыхавшийся от бега солидный господин в дворцовой ливрее. Из высоких чинов в служебной иерархии. Склонился в поклоне и что-то негромко доложил. Всю жизнь я считал, что девичьи обмороки — чистая показуха. Сейчас еле успел подхватить, отшвырнув с дороги слабо пискнувшую Катю Ушакову.

— Что он сказал? — потребовал с яростью.

Дядечка откровенно съежился в предчувствии предстоящих побоев. Только занятые царевной руки и спасли его на время. Рядом орали насчет нюхательной соли и изображали страсти. По-моему, в основном на публику. Половина из академиков после недавнего выступления с удовольствием сами бы подсунули мышьяк.

— Екатерина Иоанновна Мекленбургская изволили скоропостижно скончаться, — пробормотал лакей, перепуганный до мокрых штанов.

Выслужиться, что ли, захотел, заявившись первым? Нашел чем радовать: смертью матери. Изволила, понимаешь. Слова подобрал, скотина.

Бездумно гляжу на разгоняющую темноту в помещении первую в мире керосиновую лампу. Сам бы ни за что не сделал. Чистого разложения нефти на составляющие при простой перегонке добиться не удавалось, как ни старался. Даже термометр не помогал. Поймать небольшую разницу в десять градусов при современных технологиях не выходит. Получалась крайне взрывоопасная смесь керосина с бензином. К счастью, никого не убило, но пораненные были.

Спас меня Костин. Когда он приволок работу под названием «Метод очистки дистиллятов путем последовательной обработки серной кислотой и известью», я с трудом разобрался в смысле. Уж очень все заумно описано. Может, хотел подколоть незаметно. Не суть. Сумел — и молодец. Обязательно пробью ему почетное звание в Академии наук. Доходов оно не приносит, зато уважение как раз обеспечивает. А там, глядишь, и чего посущественнее организую. Теперь появились немалые возможности.

Тем более что внушение не прошло даром. Четкие параметры по количеству вещества, описание опытов. Можно на его примере с успехом воспитывать академиков. И пошел ведь самостоятельно дальше моих предложений в поисках решения проблемы. Реально переплюнул по всем показателям. Все же шустры люди в восемнадцатом столетии. Дай им возможность — горы своротят. Просто у меня в этом отношении огромная фора. Я не гадаю и не ищу, а четко знаю результат. Остается направить на его получение очередного умника. А вот если не подозреваю о технологии, бросаю. А он искал и нашел.

Самое поразительное, оказывается, никто и не догадывается о роли кислорода в горении. Зато все усвоили практически: высокое стекло — не моя дурь, а повторение ситуации с шахтой или трубой, когда создается тяга. Чем выше, тем сильнее. Потому и форма такая специфическая, легко узнаваемая. Остальное было достаточно просто. Резервуар из металла для горючки и фитиль. Очень долго он коптил и вообще вел себя не лучшим образом. Почему-то предложение использовать вместо веревочки тканевую полоску вогнало в ступор Егора. Зато уже без подсказок разработал механизм, позволяющий по мере сгорания фитиля поднимать его вверх.

Зато теперь все идеально. Освещает значительно лучше свечи, а мой мастер приступил к созданию серии на продажу. Что уж выйдет, не знаю. Иногда сдвинуть инерцию достаточно тяжело, но ведь с парафином удачно прошло. Завез в очередной раз на исповедь к Феофану еще ящик свечей. Он благосклонно принял. А там уж и другие желающие нашлись. Не все церкви в провинции могут позволить себе настоящий пчелиный воск. Не каждый молящийся купит. Многие обходятся бараньим жиром. А сейчас нашелся удачный заменитель. И не воняет, и по цене невысокой.

Не сказать, что прямо накинулись, но после одобрения свыше стали разбирать. Даже мелочь в данном случае неплохо. Рынок создается, и не приходится выбрасывать отходы. Какой-никакой, а реальный дополнительный навар. Мне государство на производство от казны подарков не всучивает. Я бы не отказался, но оно начнет демонстрировать прорехи в мундире и заплаты на заду и жаловаться. А закончится это новым налогом. Нет уж. Мой риск, мои вложения, и прибыль не чужая.

Когда Егор перейдет на массовый выпуск керосинок, станет очередным компаньоном. Он поставлен в известность и старается. А ведь в дороге вещь может оказаться крайне полезной. Не бегать же рубить ближайшее дерево, застряв в снегу, или не возить с собой дрова. То есть так и делают, однако здесь вес существенно снижается, а пища готовится и разогревается без всяких сложностей.

— Послушайте, Михаил Васильевич, — со смешком произнес Андрюха, отвлекая меня от высоких помыслов. — «Сверх острого и проницательного разума, имеет честное сердце и охотно вспомоществует всем, кои с правым делом или просьбою к нему прибегают».

— Это кто столь замечательный?

— «Живет весьма умеренно и без великолепия. Друзьям своим делал он добро, и кто однажды вошел к нему в любовь, тот чрез наговорки и клеветы не скоро лишался оной».

— Нешто обо мне?

— Шумахер вроде как случайно личное письмо забыл.

— А ты и купился.

— Ну, со второй фразы понятно, на кого рассчитано. Токмо уж очень красиво завернул. Я не поленился копию снять.

— «Вид его важен и приятен глазу», — зачитал вслух.

— А там, часом, нет: «Кого однажды возненавидел, то уже бывал вовсе непримирим»?

— А было такое? — искоса посмотрел.

Про шалунишек братьев Демида и Козьму я делиться с обществом не стал. Но иные выводы не так сложно сделать. Кой-какие указания Акулине Ивановне спустил — все же до Москвы кататься недосуг, пришлось привлечь к разводке знакомые кадры. Могла и поделиться по-родственному.

— Ну не дубиной же по голове стучать за длинный язык. Тут всякое бывает: выпил, ошибся, сглупил. Воровства прощать не стану никому.

Он в некоторой растерянности. В его понимании я должен был взбеситься и, лично примчавшись, набить морду. А затем отойти и простить. Только я не царь и не так воспитан. Хотя попадись под горячую руку — мог и приложить. Михайло со своим горячим норовом прорывается.