Посрамитель шайтана - Андрей Белянин

Падишах города Самарканда соизволил принять задержанных в небольшой зале перед отходом ко сну. Это был ещё довольно молодой человек, лет семнадцати-восемнадцати, с первыми, ещё мягкими, усиками на верхней губе и доверчивыми мальчишескими глазами.

– Признайтесь, вы ли те, кого называют Ходжой Насреддином – возмутителем спокойствия и Багдадским вором – Львом Оболенским?

– Мы. – Отпираться при таких уликах было бы полным идиотизмом.

– А ты-то кто? – не подумав, брякнул Лев, за что мгновенно получил кулаком по загривку от суровой стражи. Но молодой падишах, кажется, совершенно не обиделся, наоборот, он обвёл зал строгим взглядом и потребовал:

– Выйдите все, я желаю говорить с ними наедине!

– Но, повелитель… – попытался возразить не въехавший в ситуацию Аслан-бей, и стражи уволокли его, не дожидаясь повторного приказа. На Востоке умеют повиноваться даже самым юным владыкам…

– Меня зовут Наджим аль-Газали! Я столько слышал о вас обоих. Ваши великие приключения и блистательные плутни достойны сказок и легенд!

– У меня как раз есть один друг-сказочник, – поделился с домулло Оболенский. – Вот держу пари, сейчас этот пацан проедется по ушам комплиментами, а в результате будет требовать, чтоб мы для него опять-таки что-нибудь украли!

– Воистину все властители мазаны одним курдючным жиром.

– А вы и вправду можете украсть всё на свете?! – не отставал юноша. – Украдите у меня! Прямо здесь! Хоть чего-нибудь, покажите своё искусство!

– Какой-то неправильный падишах, – поёжился великий вор Багдада. – Я ему цирк шапито, что ли?!

– Ну, пожалуйста, почтеннейший!

– Ладно, ладно, только без слёз… Сейчас добрый дядя-жулик покажет, как красть колечки и носовые платочки. Ничего, если я сам развяжусь? – На глазах у вытаращившегося падишаха Лев Оболенский легко освободил от верёвок схваченные запястья. – Смотри сюда, твоё величество. Значит, садишься рядом с потенциальным клиентом на троне (подвинься, а?), потом заводишь с ним разговор о погоде, о видах на озимые, о неубранном хлопке на полях… И незаметно так подводишь его к теме, а где у нас гарем?

– Мой гарем? – не понял перехода молодой властелин. – Его перевели в южное крыло. Наш друг, слуга кокандского султана, храбрейший Аслан-бей, сказал, что вы намерены забрать у меня мою гостью, госпожу аль-Дюбину. Но, клянусь, её и здесь неплохо кормят…

– За ней пришёл собственный муж, и если только добрейший падишах даст им возможность увидеться, – тихой сапой влез Ходжа, – то, возможно, любящие сердца вновь обрадуются друг другу, и брак, заключённый по законам шариата, будет спасён вашей милостью.

– Ой, а можно я сначала всё-таки досмотрю, как он ворует? – начал было Наджим и запнулся, уставившись на собственные пальцы. На них не было ни одного перстенька! Оболенский низко поклонился, разжал кулак и ссыпал всё украденное на изящную ладонь властителя Самарканда.

– А меня так научите?

– Воровство – грех! Аллах накажет, – наставительно напомнил бывший визирь, а его голубоглазый друг неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу:

– Блин! Мы же про Ахмеда забыли! У вас там, в здании гарема, какая-то агрессивная обезьяна бегает. Поломает же парня, его спасать надо!

– О нет, это старая Нана, – по-детски рассмеялся аль-Газали. – Она ручная и очень добрая. Просто ваш Аслан-бей очень настаивал, и мы решили пошутить… Она никого не тронет. Надеюсь, ваш друг не обидит её в темноте?

– Хуже, – едва сдерживая хохот, переглянулись соучастники. – Он будет с ней очень ласков… но напорист!

О Аллах! Царь в день Суда! Смилуйся над влюблёнными и спаси их от великих бед!

Молитва невесты

– Пойдёмте, – встал юный падишах. – Мы вместе спросим эту шумную женщину, какой из городов она предпочтёт – Багдад или Коканд? В Самарканде я уже немного устал от неё…

– А с чего бы это вы тут к ней так предупредительно дружелюбны? Она вам что-нибудь сломала?

– О нет, почтеннейший Багдадский вор! Просто однажды я возвращался со своей свитой с охоты и мой конь вдруг испугался случайно разбившейся крынки с прилавка уличного гончара. Я упустил поводья, и мы проскакали полбазара, топча хурму и персики, и судьба могла бы сыграть со мной злую шутку, но на дороге встала крупная женщина, не прикрытая целомудренной паранджой. Она одной рукой поймала за шкирку жеребца, а другой нежно сняла меня с седла. Потом, кажется, даже слегка отшлёпала нас обоих за баловство… Я счёл своим долгом оказать ей гостеприимство.

– Вай мэ, так у вас не любовь?! – облегчённо выдохнул домулло, поправляя платье, и тут же прикусил язык. Первый же акт любви могучей аль-Дюбины и хрупкого падишаха грозил бы неисчислимыми травмами последнему…

Вышколенные слуги торопливо распахивали двери, полный сумеречных подозрений Аслан-бей напряжённо шествовал сзади, а Наджим, Ходжа и Оболенский, весело болтая, спешили в южное крыло.

Ситуация складывалась парадоксальнейшая – оказывается, на Востоке были и ХОРОШИЕ падишахи! Не все сплошь злодеи, тираны, дебилы и извращенцы, а и нормальные, прогрессивные представители центрального управленческого аппарата.

Конечно, многое можно списать на молодость и неопытность тогдашнего властителя Самарканда, но, с другой стороны – нельзя же всё время мазать власть одним только чёрным цветом?! В конце концов, не место красит человека, а человек место! Ведь были и в нашей истории цари-реформаторы, цари-освободители, цари-мученики…

К узорным дверям женской половины южного (точно южного?!) крыла вся делегация подошла как раз в тот момент, когда за ними исчез хвост последнего котика. Что именно усатым-полосатым понадобилось по ночи у падишахских жён, до поры оставалось неизвестным. Поэтому и мы пока опустим эту сюжетную линию…

Юный владыка Наджим аль-Газали потребовал позвать к нему самого главного евнуха. Стража быстренько метнулась туда-сюда и представила пред оленьи очи господина толстого лысого гражданина в просторном белье, без следа растительности на пухлой физиономии, но с неизменно изысканной улыбкой.

– Я счастлив служить моему возлюбленному повелителю!

– «Возлюбленный…» – это просто вежливая форма обращения. – Насреддин наставительно пихнул локтем в бок вытаращившегося Оболенского. – И не делай такое лицо, о вечно думающий о неприличном…

Меж тем, узнав о цели визита, евнух бодро доложил начальству о наличии в подотчётном ему коллективе искомой девицы и лишь выразил некоторое сожаление по поводу того, что она, возможно, уже отошла ко сну.

– Ну, так сходи и разбуди! Нашёл проблему…

В ответ улыбчивый толстяк посмотрел на Оболенского так, словно тот желал его смерти, и напомнил своему господину, что достойнейшая Ирида на ходу останавливает лошадь. То есть если в процессе побудки она захочет остановить его (евнуха), то это у неё может получиться столь эффективно, что ему (ещё раз евнуху) придётся резко искать замену, а всем присутствующим скидываться на пристойные похороны (всё того же, чёрт бы его побрал, евнуха!).