Акведук на миллион - Лев Портной

Вокруг царила тишина. Колени устали, я осторожно приподнялся и сел на корточки. Иногда мне чудилось, что я слышу дыхание Балка, но в следующую же секунду бившая в висках кровь заглушала внешние звуки.

Преимущество было на его стороне. Я мог рассчитывать только на внезапность. Но противник разгадал мой план и не торопился переступать порог. Возможно, он стоял в двух шагах от дверного проема и, насколько этот проем позволял, осматривал помещение, вычисляя мое местоположение.

А я сидел на корточках с кочергой и дожидался, когда он войдет и застрелит меня!

Мелькнуло запоздалое сожаление о том, что отказался от охраны, предложенной поручиком Жмыхом.

И вдруг — торопливые шаги раздались с противоположного края! Пока я корячился за каминной ширмой, Балк обошел анфиладу, чтобы напасть с другой стороны! От неожиданности я потерял равновесие и едва не упал. Крик ужаса чуть было не сорвался с губ. А в зал стремительной походкой вошла помещица Поцелуева-Горева, остановилась посередине и громко испустила ветры.

Я расхохотался.

Амалия Михайловна взвизгнула и убежала. С другой стороны послышались решительные шаги, всколыхнулся свет, в зал вошли майор Балк и лакей с пятирожковым подсвечником.

— Андрей Васильевич! — радостным голосом окликнул меня Михаил Дмитриевич.

— Здравствуйте. — Я выпрямился.

— Я увидел вас, пошел следом, но вы так проворно скрылись в темноте, что пришлось звать слугу со свечами, — улыбнулся майор.

— Что же вы сразу не позвали меня?

— Так ведь ночь, все спят, не хотелось тревожить хозяев, — ответил он. — Но самое главное, вы-то как? После всего случившегося?

— Благодарю, со мною все в порядке, — промолвил я с настороженностью. — Но как вы оказались здесь?

— Карета графа Строганова вернулась без вас. Кучер рассказал о случившемся, — объяснил Михаил Дмитриевич.

Я осмотрелся и при свечах обнаружил, что стены обшарпаны, окна грязны, а мебель была полуразвалившейся. Задние помещения дома Мартемьяновых не предназначались для взглядов гостей.

— Давайте пройдем в гостиную, — предложил я, развел руками, подергал ночную рубашку и добавил: — Извините за столь неприглядный вид, моя одежда сушится.

Майор бросил удивленный взгляд на кочергу в моих руках, и я повесил ее на подставку. Мы покинули каминный зал. Лакей принес горячий самовар и чай с малиной.

— Дивлюсь я на людей, — начал майор, — вот жил себе человек, мещанин, чугунных дел мастер Капитонов. И вдруг он становится убийцей…

— Это вы о ком? — спросил я.

— О том злодее, которого вы пронзили шпагой, — пояснил Михаил Дмитриевич.

— Его звали Капитонов?

— Да, при нем был паспорт. По пути сюда я заезжал в Тверскую полицейскую часть, выяснил.

— Heus-Deus! Знакомая фамилия! — воскликнул я.

— Судя по образу действий, — продолжил Балк, — этот Капитонов и убил Пескарева…

— Где-то недавно, совсем недавно я встречал обе эти фамилии, — промолвил я.

Тщетно я напрягался, память подводила, но вдруг я вспомнил рассказ Мартемьянова о службе Пескарева.

— А вы, Михаил Дмитриевич, вы разве не знали Пескарева раньше? — спросил я Балка. — Насколько я знаю, он служил в столице в драгунах!

— Я служил в карабинерном полку, но Павел Петрович отправил меня в отставку сразу после смерти императрицы Екатерины. Я оставался не у дел почти шесть лет и только в апреле этого года поступил на службу в Санкт-Петербургский драгунский полк…

— Вот оно как, — кивнул я.

— Вы поэтому встречали меня с кочергой? — усмехнулся майор. — Все еще не верите в виновность итальянской графини?

— Если быть честным, не верю, — признался я.

— Дело ваше. — Балк сделал большой глоток. — Рядом с вами все это время еще крутился Чоглоков.

— Он постоянно был на виду, — с сомнением сказал я.

— А сообщники? — возразил майор.

Я покачал головой:

— Чоглоков принимал меня за Рябченко. А раз так, то какой ему смысл было убивать пьяного незнакомца, спавшего в задней комнате почтовой избы?

— В этом деле много неясного, мы многого не знаем. Но представьте себе, что Чоглоков не знал в лицо Рябченко, а пособник его знал!

— Скажите, Михаил Дмитриевич, — вместо ответа спросил я, — а имена других… тех, кого убила Алессандрина, вам известны?

— Стрелявшего в голштинского ученого не опознали. А у того, что напал на вашего слугу, паспорт был. Билингслейд Никита Борисович…

— Билингслейд! — воскликнул я. — Heus-Deus! Такую фамилию нескоро забудешь!

Я выскочил из-за стола и принялся ходить из угла в угол. Ум заработал столь лихорадочно, что я опасался запутаться в мыслях. Балк следил за мною испытующим взглядом.

— Чоглоков! Чоглоков! — воскликнул я, подсел к майору и сказал: — Вот что, Михаил Дмитриевич, наклонитесь поближе — кажется, у меня есть отличная идея, как вывести злодея на чистую воду!

Утром лакей принес мой мундир, высушенный и выглаженный. Я спустился в гостиную, где застал Якова с котенком Розьером и все семейство Мартемьяновых, за исключением Амалии Михайловны.

— Как почивалось, дружище? — улыбнулся отставной штабс-капитан. — Ну-с, теперь мы готовы отправиться к Павлу Александровичу…

— Только после завтрака, — вмешался Сергей Михайлович.

— Непременно, — ответил я и, повернувшись к Якову, добавил: — Тем более что нет надобности спешить. Ночью здесь был Балк…

— Балк? — вскинул брови Яков.

— Да-да, заезжал тот самый офицер из Санкт-Петербурга, — подтвердил Мартемьянов. — Мы, правда, изволили почивать.

— Именно, — кивнул я. — И мы обстоятельно поговорили наедине. Мои подозрения оказались беспочвенными.

— Значит, — с грустью в голосе промолвил Яков, — графиня де ла Тровайола?

— Чоглоков! — воскликнул я.

— Чоглоков?! — изумился отставной штабс-капитан. — Но как?

— Все очень просто, — ответил я. — Чоглоков и Пескарев действовали совместно. Да и другие пособники были.

— Вот так так, — покачал головой Яков.

— Правда, — я опустил голову, — к сожалению, и Алессандрина была с ними заодно.

— Сожалею, дружище, — вздохнул Яков.

— Не стоит об этом. Неприятно, конечно, когда молодая женщина попадает в острог. Но она сама виновата, — ответил я, опустился на стул рядом с Яковом и шепнул ему: — Что же касается меня, то ты же не думаешь, что у меня с нею что-то серьезное!

— О ком вы говорите? — возмутилась Жаклин. — Мы сейчас обидимся!