Гроза тиранов - Андрей Муравьев

За полвека сражений и кампаний, великий русский военачальник не проиграл ни одного сражения, и только он знал, какой ценой это получалось. Упрямый старикашка – не сдался он и в этот раз. Отпустив пленных и бросив своих раненых «на милость неприятеля», уничтожив обозы и большую часть пушек, армия начала знаменитый переход через Альпы. Истощенные браво-ребятушки, штурмуя заснеженные вершины, на собственных плечах волокли носилки с престарелым генералиссимусом. Русские прорывались к Рейну.

Римский-Корсаков, собрав все боеспособные части под свое начало, попробовал если не деблокировать, то хотя бы отвлечь французов. Но баварские лавочники, швейцарские пастухи и изнеженные отпрыски разогнанной французской знати[97]разлетелись перед драгунами Массены, как срываются листья с деревьев под порывами осеннего ветра.

Пройдя ледники и перевалы, измученные «чудо-богатыри» вышли к городу Вадуцу.[98]Из двадцати тысяч дошло шесть. Еле живых, но очень, очень обиженных тем, что их судьба оказалась безразлична австрийцам. Остатки корпуса Римского-Корсакова и французы принца Конде присоединились к ним в Аугсбурге, где вымотанное месяцами беспрерывных боев и походов воинство расположилось на зимние квартиры.

Суворов откажется продолжать кампанию. Вместе с ним к императору Павлу отошлют рапорты все генералы, русский представитель в австрийском штабе граф Толстой и цесаревич Константин, участвовавший в походе добровольцем. Самое мягкое сравнение, которые они будут приводить, это: «Пирровы победы на алтаре чужих интересов». И Павел Первый, чудаковатый и педантичный поклонник железной прусской дисциплины, поймет своих военачальников и примет их сторону.

Всего этого не знали в Риме, но о многом догадывались.

Потемкин же, читавший о том, чем закончится кампания, не желал встревать в споры и выделяться. Прослыть пророком может себе позволить обычный офицер или царедворец, а для шпиона верное предсказание будущих поражений – повод для начальства задуматься о лояльности. Чем тише себя ведешь, тем выгодней для собственной шкуры.

Так что Алекс много и задумчиво кивал на рассуждения безусых и пожилых спецов о том, как союзники вместе с «непобедимым старцем» навалятся на лягушатников, выйдут к Парижу и положат конец войне. Иногда вставлял ничего не значащие фразы.

Мог ли он изменить историю? Вряд ли. На рапорт рядового агента никто не обратил бы внимания. Да и что он помнит? О том, что австрийцы не дождутся Суворова. Ни где, ни когда, ни кто – толком он не мог вспомнить. Лишь общие тезисы. На таком материале можно только выговор получить за паникерство и сеяние вражды между союзниками. Слишком мало конкретики.

И только один раз он не выдержал. Тогда молодые мичманы устроили испытание, кто больше выпьет, Алекс увлекся крепким церковным вином и немного утратил контроль. Тогда при словах о том, как «щас напихаем хранцузикам, турков подомнем и будет русский орел реять над всей Европой», его прорвало. Он вещал о том, что знал и что помнил лишь урывками. Об Альпах, о битве при Маренго, коронации Наполеона, об Аустерлице, о том, как наши ребята будут ложиться костьми под Бородино и как сдадут Москву. Вспомнил морозы и рейды Дениса Давыдова, казаков в Берлине и Париже и первую ссылку корсиканца, его триумфальное возвращение и трагедию Ватерлоо.

На счастье рядом не было Белли-старшего, а молоденькие мичманы так перепились, что из всей речи реагировали только на перечисления побед русского оружия. Да и спич его оказался не таким уже и гладким. Так что неудивительно, что слушатели списали выступление прибившегося к штабу серба на пьяный треп.

Из всех, кто был в зале, больше всего впечатлился невысокий чернявый курьер из штаба Суворова, прибывший в город с почтовой канонеркой. Когда «вещун» закончил свою пламенную речь (под овации собравшейся пьяной братии), курьер подошел, пожал руку и заплетающимся голосом с жутким акцентом поведал, что он, Поццо ди Борго, друг детства того самого Наполеона. И то, что он верит Потемкину (отчего тот быстро начал трезветь) и что отныне вся семья ди Борго положат жизни на то, чтобы помешать этим предсказаниям свершиться. Когда-то они с Наполеоном, два корсиканских юноши, мечтали о свободе Корсики. Но с тех пор Бонапарт только и делает, что кует для острова новые оковы, сначала республиканские, а потом, как сказал Алекс, планирует и новые, королевские. Он, Поццо, не такой! Для него слово «Корсика» все еще что-то значит!

После такой пламенной речи Поццо долго тряс руку, благодарил Алекса на жуткой смеси своего диалекта и ломаного русского. Ушел он энергичным шагом человека, у которого появилась новая цель. Что понял слабо знающий русский язык корсиканец из речи и какие выводы он сделал, осталось загадкой для всех.

Алекс надеялся, что никаких. Но после этого происшествия Потемкин зарекся напиваться и говорить о политике и войне.[99]

Пока не подвернулась возможность убраться из Рима, Потемкин решил прогуляться. Раз уж застрял он тут, неплохо было бы побольше поглазеть на исторические памятники, улицы и площади Вечного города, да и некоторые задумки не хотелось оставлять на потом. В арсенале Сант-Энжело у Алекса зародились несколько мыслей по поводу использования собственного багажа знаний. Для их претворения в жизнь не хватало малого: некоторых ингредиентов и оборудования.

По первой же просьбе Наний выделил ему двух шустрых малых из своих новых подручных. По словам Фомы, лучше них город не знал никто. Сомневаться в этом не пришлось. Паоло и Джибо легко ориентировались во всех закоулках, сразу указывали дорогу к любому месту, знали, где можно купить буквально все.

С историческими достопримечательностями закончили на удивление быстро. Затем Потемкин прошелся по алхимическим магазинчикам и лавкам редкостей, перекинулся словом с держателями аптек, на складах которых зачастую пылились все известные элементы химической таблицы, порыскал в квартале красильщиков. Корзина, прихваченная им из палаццо, понемногу тяжелела, кошель легчал.

Отобедав с провожатыми в одной из мелких харчевен, он продолжил поиски.

В одной из лавок Алекс выторговал себе тонкий узкий стилет в футляре для ношения на предплечье. В другом магазинчике обзавелся заколкой для плаща, способной разбираться на мелкие прутики, такие удобные для открывания чужих замков. Гуляя, Алекс не забыл и про обновление своего «шпионского» арсенала – снотворное, яд, слабительное, заказанное у местного эскулапа, почти не давали привкуса и запаха. В таких деликатных делах, как служба Отчизне в тылу врага, не бывает запретных методов.