Двурогий. Попаданец к Александру Македонскому - Юрий Корчевский

– Благодарим, хозяин! Ты великодушен.

– Далеко ли идти?

– К холодному морю. Наше племя называет себя галлами.

Вот епрст! Можно сказать, французы.

– Тогда удачи!

Поклонились, ушли. Вещей никаких, но полны планов и надежд. Освободиться от рабства – великое дело. Родственникам редко удается выкупить человека, бежать почти невозможно, на заставах остановят и вернут хозяину. В назидание другим или забьют до смерти, или отправят на такие работы – на галеры или в каменоломни, – где больше года никто не выживает, даже если изначально здоровье было, как у быка.

Постепенно в лагере сворачивали палатки и дюжина за дюжиной перебирались на корабли. Наконец наступил день, когда последнюю палатку – а это была палатка Алексея – собрали и отвезли на судно. В полдень корабли вышли в море целой флотилией. Впереди – корабль с Алексеем и воинами, за ним – корабли с казной, затем – бывший зерновоз с рабами, повозками, ишаками, имуществом. И замыкающим снова шел корабль с воинами. Напасть на такую внушительную группу никто не осмелится, разве только флот Карфагена, но они далеко. Несколько дней шли морем до Салоник, где Алексей назначил встречу с воинами, отпущенными на побывку. Небольшую ошибку допустил. Ему бы известить власти о прибытии. А так городская стража увидела целую флотилию, подняла тревогу. Городские ворота заперли, на стены забрались немногочисленные воины и ополченцы.

Выдохнули, когда корабли ошвартовались у причалов, да разглядели греческих гоплитов. Но страху первоначально навели. Зато потом горожане радовались как дети. Танцы устроили, музыка играла.

А на корабли возвращались отпускники. За редким исключением лица радостные. Побывать дома впервые за восемь лет – редкая удача. Но были и те, кто трофеи принес назад. За время отсутствия приключились болезни, выкосившие семью, а то и всю деревню. Из побывки не вернулся только один. Всяко могло приключиться: убили по дороге, тяжело заболел, а может, и дезертировать решился, если трофеи солидные.

В порту простояли трое суток. Воины в припортовых харчевнях спускали жалование на привычные с детства кушанья, на продажных девок. Но пора было и отплывать. Каждый день простоя тратятся деньги на питание воинам, рабам, животным – ишакам, мулам, лошадям. А еще кормчим за аренду кораблей. Им чем дольше и дальше рейс, тем выгоднее. Война – всегда расходы, правда, не всегда побеждает богатый. Македонский, начиная поход на Персию, имел долги, тогда как Дарий купался в роскоши. И где теперь Дарий, при упоминании имени которого трепетали народы? Бедным терять нечего, кроме своих жизней. Поэтому сражались яростно. Ведь впереди обещанное Александром богатство, трофеи, сытая жизнь. Правители, как всегда, обещают много. Обещания исполняются, может, только для сотни избранных, приближенных, обласканных предводителем. Но именно они потом будут кричать о военных победах, о прозорливости, военном таланте вождя, о благосклонности к нему богов. Таким он войдет в историю – успешным, щедрым, милосердным. Одним словом – Великим, потому что история пишется летописцами, кормящимися от стола победителя. Побежденный права голоса не имеет, а зачастую не имеет и головы.

Утром Алексей опросил всех командиров дюжин: все ли отпускники вернулись? Один отсутствовал, но лох ждать одного не может. Алексей объявил отплытие. Убрали сходни, корабли отходили от причалов на веслах, потом подняли паруса. Многие воины, греки по рождению, с грустью смотрели на родную землю, столпились на палубах кораблей.

Три дня – и корабли вошли в пролив, потом прижались к правому берегу. Алексей узнал знакомые места. Именно здесь высаживалась армия Александра восемь лет назад, в самом начале персидского похода. Повелел кормчему пристать к берегу. С корабля сбросили сходни, и гоплиты стали сходить на берег. Другие корабли пристали рядом. По приказу Алексея гоплиты принялись за разгрузку трюмов. Встали цепью и передавали друг другу ценный груз в кожаных мешочках. Их гора на берегу росла. Наконец полностью освободили суда от груза, и Перикл расплатился с кормчими. Место для переправы и доставки грузов знаковое, использовалось постоянно. Видимо, наблюдали из какого-то селения. Вскоре показались ишаки с подводами и погонщиками, но мало. На одну подводу можно погрузить восемь мешков плюс погонщик. Максимум для ишака. Один из ездовых, видимо, старший, подал сигнал, и через время прибыли еще подводы. Уговорились о цене, глядишь, уже и вечер. Выставили караулы. Утром после завтрака тронулись в путь. Дорога пролегала через знакомые места, где проходила ранее армия Александра, шли битвы. Через Сарды на Исс, потом Мари, вдоль Евфрата. Воины смотрели на полусгнившие щиты, части оружия. После битвы пригодные для использования или продажи щиты, шлемы, мечи, сабли собирали. Нужное шло в хранилища, что-то продавалось торговцам. А еще в траве тут и там белели черепа и кости. У разных народов и вероисповеданий мертвых либо сжигали на кострах погребальных, либо предавали земле. Но это выполнимо, когда умер один или несколько человек. Когда в битве счет шел на тысячи с каждой стороны, предавали земле только военачальников, прославленных воинов. Остальные тела доставались шакалам, волкам, воронью. Звери и птицы, солнце и дожди делали свое дело: через два-три года только кости оставались, а через десять-пятнадцать лет они превращались в труху, земной прах.

Когда проходили мимо бранного поля у Исс, все замолчали, смотрели по сторонам. Кто участвовал в той битве, вспоминали боевых товарищей, ход битвы. Сама атмосфера была какая-то гнетущая: вокруг кости, останки неупокоенных. Было ощущение у многих, что слева и справа от дороги стоят духи погибших воинов, невидимые, но ощутимые до мурашек по коже. Воины сами прошли через битвы, многие были ранены, сами убивали. Но сейчас жутко стало. Алексей почувствовал, как мгновенно изменилось настроение воинов. Остановил колонну почти в середине поля павших. Выставил полный кувшин вина из своих припасов, Перикл выкликнул:

– Кто хочет, делайте пожертвования духам павших, чтобы пропустили, не навели порчу, в бою не подставили под удар.

В полной тишине подходили, клали на блюдо рядом с кувшином подношения: медные оболы, горсть орешков, кусочки вяленого мяса. Кто что мог, независимо от должности, свободный гражданин или раб. При подношениях бормотали молитвы своим богам, поворотившись на гору Олимп, где они обитали.

Показалось – приняли духи подношения, ибо отпустило тягостное ощущение, легче дышать стало.

Зашагали в привычном темпе, но еще долго молчали. Вспоминались погибшие здесь друзья-приятели. Их не забудешь до собственной смерти. С ними стоял в строю филы или фаланги, отражал атаки, спал, укрываясь одним плащом. Из одного котелка ели по очереди всей дюжиной, ходили к продажным девкам. Но приятелю не повезло, стало быть, его помянуть надо и гулять за двоих. Если он видит с небес или из подземного царства Аида, одобрит и возрадуется.

Алексей же сделал вывод: лучше места сражений обходить стороной. Сложно, потому что приходилось пока идти тем же путем, что шел Александр с войском. Попозже, когда упрутся в Евфрат, повернут и направятся по правому берегу к Вавилону. От Никсфорея до Вавилона уже мест ожесточенных боев противостоящих армий не будет. Уж очень сильно повлияло бывшее поле битвы на воинов. Люди в древних эпохах во многом наивны. Странная смесь чувств, характеров, навыков. Воин мог безжалостно рубить противников в бою и оплакивать павшего друга. И никто бы не усмехнулся, не показал пальцем. Дескать, и борода седая, и тело в шрамах, а плачет, как женщина. Оплакать павшего товарища – святое дело. А в Греции при храмах были плакальщицы, которых можно было нанять на похороны. Они реально плакали, рвали на себе волосы и одежду, стенали, как по близкому родственнику. Сам Алексей в таких процессиях не участвовал, но рассказов слышал много. Он хоть и представлялся греком, знал привычки и язык, и никто не усомнился в его происхождении, а все-таки некоторых деталей своими глазами не видел.