Ребенок по Монтессори ест все подряд и не кусается - Мария Монтессори

Опыт показал нам, что составление фраз должно предшествовать логическому чтению, как письмо предшествовало чтению слов. Этот же опыт показал нам, что если чтение должно внушать ребенку понятия, то оно должно быть умственным, чтением про себя, а не вслух.

Чтение вслух есть упражнение двух механизмов речи, членораздельного и письменного, и поэтому усложняет задачу. Кому же неизвестно, что и взрослый, перед тем как публично читать статью, должен ознакомиться с ее содержанием. Чтение вслух – одно из самых трудных интеллектуальных действий. Поэтому дети, начиная читать в смысле интерпретации мысли, должны читать про себя. Письменная речь должна быть изолирована от членораздельной, чтобы возвыситься до логической мысли. Ведь она представляет собою язык, передающий мысль на расстояние, в то время как чувства и мускульные механизмы безмолвствуют. Письменная речь – духовный язык, приводящий в общение между собой людей на всем земном шаре.

Графический язык, обнимающий диктант и чтение, заключает в себе членораздельную речь во всей полноте ее механизма (слуховые, центральные и моторные пути); и графический язык при моем методе развивается, опираясь в значительной мере на членораздельную речь.

Поэтому графический язык или письменную речь можно рассматривать с двух точек зрения.

1) С точки зрения приобретения нового языка, имеющего огромное социальное значение по сравнению с членораздельным языком дикаря; это культурное значение и признается за письменной речью, которой обучают в школах безотносительно к речи устной, только в видах снабжения члена общества необходимым орудием для его сношений с другими.

2) С точки зрения связи между графической и членораздельной речью и возможности утилизировать письменную речь для усовершенствования устной; этот новый пункт я хотела бы подчеркнуть, так как он придает письменной речи физиологическое значение.

Сверх того, поскольку устная речь является одновременно и естественной функцией человека и орудием, которое он утилизирует для общественных целей, постольку же письменная речь в своем складе может рассматриваться как органическая совокупность новых механизмов, устанавливающих в нервной системе, как орудие, полезное для социальных целей.

Короче говоря, вопрос в том, чтобы дать графической речи не только физиологическую ценность, но и период развития, независимо от высоких задач, которые ей предстоит выполнять впоследствии.

Мне кажется, что графическая речь в начале сопряжена с затруднениями не только потому, что раньше ее изучали нерациональными приемами, но и потому, что мы навязали ей с первой минуты высокую функцию научения письменному языку, который столетиями складывался и совершенствовался у цивилизованных народов. Подумать только, как нерациональны были наши приемы! Мы анализировали не физиологический акт, необходимый для воспроизведения знаков алфавита, а сами графические знаки; мы забывали о том, что графический знак трудно изобразить, потому что зрительные образы значка не находятся в непосредственной связи с моторными представлениями, необходимыми для их воспроизведения в той связи, которая, например, существует между слуховым образом слова и моторным механизмом членораздельной речи. Поэтому нам всегда будет трудно вызвать моторный акт, если мы еще не заучили необходимого для этого движения. Представление не может прямо действовать на двигательные нервы, особенно, если это представление не полно и не способно вызвать чувство, возбуждающее волю.

Так, например, разлагая письмо на палочки и на кривые, мы показываем ребенку значок, не имеющий смысла; поэтому значок его не интересует, и показывание его не может вызвать спонтанного двигательного импульса. Этот искусственный акт вызывал усилие воли, которое быстро истощало ребенка, что и сказывалось в его утомлении и скуке. Это усилие осложнялось еще усилием вызвать ассоциацию, координирующую движения, необходимые для держания орудия письма и управления им.

Эти усилия имели результатом депрессию и несовершенный, неправильный почерк, который учителя поправляли, еще более обескураживая ребенка постоянной критикой его ошибок и неумелости. Таким образом, с одной стороны ребенка заставляли делать усилия, с другой стороны – скорее заглушали, а не поддерживали его психические силы.

Графический язык, приобретаемый с таким трудом, все же приходилось немедленно утилизировать для социальных целей; несовершенный, незрелый он должен был участвовать в синтаксическом построении речи и в работе высших психических центров.

Не надо забывать, что в природе устная речь развивается постепенно; она уже готова в словах, когда высшие психические центры утилизируют в грамматико-синтаксическом образовании языка, необходимом для выражения сложных понятий, языка логически мыслящего разума.

Короче говоря, механизм речи необходимо предшествует тем высшим формам психической деятельности, которым предстоит утилизировать ее.

В развитии речи наблюдаются два периода: низший период, подготавливающий нервные пути и центральные механизмы, приводящие в связь чувственные пути с путями двигательными; и высший период, определяемый высшей психической деятельностью, которая проявляется вовне при посредстве заранее установившихся механизмов речи.

Дети в самом раннем возрасте также весьма чувствительны к простым звукам речи, которыми матери их ласкают или обращают внимание на окружающее; позднее уже ребенок проявляет чувствительность к слогам, которыми мать также забавляет его, произнося, например: «ба-ба», «бу-бу».

Наконец, внимание ребенка начинают привлекать простые слова, в большинстве случаев двусложные.

Мы сказали, что устная речь начинается у ребенка тогда, когда слово, произнесенное им, выражает понятие; когда он, например, увидев мать и узнав ее, говорит: «мама»; завидев собаку, говорит: «бака»; завидев хлеб, начинает просить: «хлеб».

Итак, мы считаем, что речь началась, когда она сложилась в отношении к восприятиям; но речь эта сама по себе в своем психомоторном механизме еще вполне зачаточна.

Другими словами, когда над диастальтической дугой, где механическое образование языка протекает еще бессознательно, имеет место узнавание слова, т. е. слово воспринимается и ассоциируется с предметом, который оно представляет, – тогда можно считать, что ребенок начал говорить.

Позднее на этом уровне речь продолжает совершенствоваться по мере того, как слух улавливает все более сложные звуки слов, и психомоторные пути становятся более проходимыми для сочленения слов.

Вот первая стадия устной речи, которая имеет свое начало и свое особое развитие и путем восприятия ведет к усовершенствованию первобытного механизма самого языка; именно на этой стадии складывается то, что мы называем членораздельной речью, которая позднее, у взрослого человека, станет средством выражения его мыслей и которую взрослому будет чрезвычайно трудно усовершенствовать или исправить, раз она уже сложилась. Нередко высококультурному развитию сопутствует несовершенная членораздельная речь, препятствующая эстетическому выражению мыслей человека.