Экспедиция "Тигрис" - Тур Хейердал

Вернуться на борт камышового крепыша было для Рашада все равно что из плавучей ванны перебраться на не подвластный качке роскошный лайнер. А когда солнце скрылось за горами Омана, начался небывалый по своему великолепию пир: Юрий извлек из своего рундука советское шампанское и икру, космический хлеб, орбитальную индейку, лунный сыр и тюбики «Спутник», из которых мы прямо в рот выдавливали паштеты, кремы, джемы, соки и прочие лакомства. Все эти концентраты входят в меню соотечественников Юрия, когда они отправляются в плавание вокруг планеты Земля. Юрий Александрович Сенкевич — научный работник, занимается вопросами жизнедеятельности космических экипажей, когда не плавает вместе с нами по морю на древних лодках-плотах. А впрочем, что ма-гур, что космический корабль — в эту ночь никто из нас не стал бы отрицать, что есть еще чему радоваться на родной планете. Любуясь узким серпом шумерской луны, мы прикладывались к космическим тюбикам и произносили тосты за три выдающихся события, которые обязывали нас как следует отметить этот вечер:

Рашад снова с нами.

Мы благополучно выбрались из залива.

И мы провожали последний день уходящего года!

Если бы в мою комнату во время завтрака въехал паровоз, я был бы удивлен. Однако еще больше удивился я, когда, лежа в постели, увидел вторгшийся в мою обитель нос судна.

Это был не сон. Я не спал. Меня разбудил звук приближающегося в ночи мотора и чей-то хриплый, неприязненный голос. Чужой голос. В ответ с мостика знакомые голоса Норриса и Рашада отчаянно закричали:

— Назад!! Не подходите!

Часы показывали 2.30, сквозь правый дверной проем на меня смотрели мерцающие звезды, пока в стену не уперся чей-то наглый прожектор. И сразу сна как не бывало.

Мы находились где-то у берегов Омана. Нам наговорили всякие страсти про эти места. Дескать, в этом районе Аравийского моря современные пираты грабят и захватывают малые суда. Совсем недавно газеты писали про плававшую на яхте датскую чету, которую начисто обокрали, оставив только самую малость питьевой воды, чтобы бедняги выжили.

Перехватившие среди ночи «Тигриса» люди не могли знать, что нас одиннадцать человек и у бамбуковой рубки выход на обе стороны. Я приготовился растолкать ребят и потихоньку выбраться через левую дверь, чтобы устроить засаду, но остановился, слушая приблизившиеся вплотную недобрые голоса.

— Что это такое?! — сердито крикнул кто-то по-английски с арабским акцептом.

— Судно, — почти так же сердито ответил Рашад.

— А что это за здоровенные ящики у вас на борту? — Снова по нашим рубкам заскользил луч прожектора.

— Это рубки! Не подходите! В рубках спят одиннадцать человек из разных стран!

Однако предупреждение Рашада не подействовало. Звездное небо затмил вторгшийся в правую дверь острый нос чужого судна, и в ту же секунду все обитатели рубки проснулись от сильного толчка.

— Назад! Вы покалечите наше судно!! — вопил с мостика Рашад, и мы поддержали его лихим воинственным кличем.

Ноги Юрия были вытянуты у самого проема, и спросонок он яростно крикнул Рашаду сквозь тростниковую стенку:

— Скажи им, пусть уматывают, это международные воды!

— В том-то и дело, что нет, — сердито отозвался Рашад. — Мы находимся у берегов Омана. К тому же «уматывайте» — не самое подходящее слово, когда в тебя целятся из автомата!

Тем временем мы уразумели что к чему. Мы, но не наши незваные гости. В жизни не видел таких испуганных и озадаченных глаз, какими воззрился на нас смуглый оманский рулевой в полицейской форме, когда он включил полный назад и мы высыпали из рубки на палубу, точно злые псы из конуры.

«Тигриса» перехватил сторожевой катер с тремя представителями береговой охраны Омана. Бестолковые вспышки на стеньге, призванные отпугивать посторонних, явно произвели обратное действие. Пограничники подошли, чтобы обследовать ладью, а когда рассмотрели золотистые бунты шумерского ма-гур, то от растерянности не сообразили ни свернуть, ни остановиться. Больше тысячи лет в здешних водах не плавало ничего подобного нашему судну. Ошарашенные зрелищем, которое явилось их взору в луче прожектора, они забыли про руль и наскочили на ладью, основательно встряхнув камышовые бунты и бамбуковые рубки. А тут еще из «ящиков» на палубе вырвались крики на вавилонской смеси языков и на палубу высыпали разъяренные бородатые дикари. Не мудрено, что потрясенная троица поспешила отступить.

В самом деле, когда еще они увидят, как из двух маленьких рубок с такой быстротой вылезает на карачках столько негодующих мужчин! Полусонные, вне себя от ярости и тревоги, мы бросились к правому борту, ожидая увидеть вконец искалеченные связки. Двадцать два грозящих кулака и яростные возгласы на разных языках, в том числе на понятных им арабском и английском, повергли пограничников в такое смятение, что они, не говоря ни слова, продолжали отступать, пока не скрылись в темноте за сопровождающей нас дау.

Внезапно до нас донесся новый взрыв арабских восклицаний: поравнявшись с судном с опознавательными знаками Омана, стражники обрели дар речи. Нам послышалось, что они сыпят проклятиями, но Рашад внес ясность:

— Они обвиняют своих соотечественников в том, что те стыковались с судном, которое кишит шайтанами.

Последнее слово не нуждалось в переводе.

Будь стебли берди такими же сухими и ломкими, как при начале строительства ладьи в Ираке, столь пристальное внимание пограничников положило бы конец нашей экспедиции в тихих водах Омана, к югу от Ормузского пролива. Но для берди справедливо то же, что для папируса: если его сперва просушить на солнце, а потом намочить, волокна обретают невероятную крепость. К счастью для нас, за последние дни буйные волны залива основательно увлажнили камыш и тростник, так что бунты стали тугими, как резиновые кранцы, а плетеные стены рубок эластичностью уподобились кожаной обуви. Даже при дневном свете мы не смогли обнаружить никаких повреждений выше или ниже ватерлинии, если не считать нескольких сдвинутых с места палубных досок и каркасных реек, а их ничего не стоило подвинуть обратно.

Вторжение в рубку полицейского катера заставило нас всерьез призадуматься над возможностью столь же неожиданного свидания с носом куда более крупного судна. Вроде тех, что сорок восемь часов с рокотом проносились мимо нас на рубеже нового года. В самом деле, после двух суток, когда мы чувствовали себя улитками среди туфель в бойком танцзале, это была первая ночь, которую «Тигрис» провел в тихих водах в стороне от пароходных трасс. Когда на смену первому дню нового года снова наступила ночь, весь простор от горизонта до горизонта был свободен от судовых огней, и море вдоль побережья расстелило такую гладь, что звезды смотрелись в него, как в зеркало. С легким сердцем, чувствуя себя в полной безопасности, укладывались мы спать — и были разбужены столкновением...