Экспедиция "Тигрис" - Тур Хейердал

Оманский султанат находится на юго-востоке Аравийского полуострова, по площади он почти в пятнадцать раз больше Кувейта, однако до недавних пор оставался одной из наименее изученных стран земного шара и был закрыт для иностранцев, пока нынешний самодержец, султан Кабус, заточив в тюрьму собственного родителя, не приступил к модернизации страны. Для начала он велел проложить дороги и разрешил импорт автомашин. Правда, мы смогли убедиться в том, что, несмотря на все признаки экономического бума и строительной активности в непосредственной близости от Маската, туристам по-прежнему не было доступа в Оман. Вообще в страну впускали только тех иностранцев, кандидатуры которых были одобрены лично самим султаном.

Вечером мы подошли к большому скалистому острову с маяком. Перед островом помещалась якорная стоянка грузовых судов, ожидающих своей очереди войти в гавань Маската или слишком больших для здешней гавани. Мы запросили по радио разрешения отдать якорь хотя бы на этой стоянке, объяснив, что иначе течение отнесет нас слишком далеко и утром мы уже не сможем вернуться в Маскат. Такое разрешение было получено, однако наши якоря не доставали дна, и с той же проблемой столкнулся капитан Саид, а потому, когда он направился к входу в гавань, мы кротко последовали за ним на буксире и в конечном счете бросили якорь в окружении живописнейших дау изо всех сопредельных стран; при свете звезд они вполне могли сойти за флотилию варяжских ладей.

Трудно сказать, кто был больше удивлен, когда на рассвете мы и наши соседи по гавани проснулись и увидели друг друга. Черные, смуглые, белолицые моряки из Африки, с Аравийского полуострова, из Пакистана и Индии воззрились на нас, а мы на них, выбираясь из спальных отсеков на подвешенные за кормой балкончики с круглым отверстием в полу, позволяющие присесть и обозревать окрестности, высунув голову сверху. Балкончики дау напоминали расписанные яркими красками бочки, и так же ярко были расписаны деревянные корпуса суденышек вплоть до декоративной резьбы на высоком носу. Наши гальюны представляли собой всего-навсего круглые ширмы из золотистого камыша под цвет всей ладье. Зато у нас их было два, по обе стороны кормы, во избежание очередей. В море они являли идеальный приют для желающего побыть наедине с собой, но в порту нам пришлось привыкать к любопытствующим зрителям, которые беззастенчиво созерцали вас и ваши сугубо личные отходы, отправляя свои шлаки в воду с изрядной высоты.

Некоторые дау пришли уже после нас, так что мы оказались в сплошном кольце, тогда как Саид стоял где-то поодаль. Но главную прелесть составляли не окружающие нас экзотические афро-азиатские суда, а общий вид, грандиозная картина местной гавани с ее поразительной смесью старого и нового. Обширный новый порт, названный Порт-Кабус в честь султана, вмещал и дау, и большие корабли. Мало портов могли бы сравниться с ним в живописности. Над современными молами, причалами и пакгаузами, венчая темные лавовые скалы, гордо возвышалась средневековая португальская крепость. За частоколом мачт к девственно чистому голубому небу вздымались изрезанные эрозией черные голые гряды. Под горой вытянулись в ряд высокие белые арабские строения, и оттуда несло ветром сладковатый аромат благовоний и южных пряностей.

Первые лучи солнца только-только начали красить темный утес над нами в горчичный цвет, когда моторная лодка, промчавшись между дау, пристала к «Тигрису». Первым к нам на палубу ступил приветливый швед, представитель морского агентства. От него мы узнали, что все инстанции дали согласие на то, чтобы мы сошли на берег, осталось получить резолюцию султана. Потом подошел катер, навстречу которому мы, оберегая бунты, выставили полдюжины бамбуковых шестов. Катер доставил чрезвычайно учтивого полицейского офицера, прибывшего с кратким визитом вежливости. Еще через несколько часов нас почтил своим посещением необычайно радушный таможенный чиновник-шотландец. Посидев за столом и весело поболтав с нами, он удалился с нашей «судовой ролью», чтобы снять ксерокопии для чиновников иммиграционной службы.

Когда Карло готовил на камбузе второй завтрак, в гавань вошел большой полицейский катер. Чины в мундирах высмотрели нас в гуще дау, и мы опять приготовили бамбуковые шесты, но очередные гости — три полицейских офицера — спустились с катера в маленькую моторку и подошли к «Тигрису», соблюдая великую осторожность. Двое из них, оба в широких чалмах, оказались индийцами, причем старший по званию был родом из Дели. Такие же приветливые и радушные, как их шотландский коллега из таможни, новые гости тоже посидели и побеседовали с нами, после чего отбыли, подтвердив на прощание, что разрешение на высадку лежит наготове на рабочем столе султана и будет подписано, как только он придет в канцелярию.

Во второй половине дня к нам подошел катерок консульства ФРГ, и консул обещал Детлефу связаться с представителем ООН в Омане и с американским посольством. После консула явился еще один полицейский и потребовал судовую роль. Я объяснил, что ее уже увез на берег его коллега, однако новый гость заявил, что это его не касается, тот офицер был из другого ведомства, вероятно из сыскной полиции. Я отпечатал на машинке новый список в пяти экземплярах. Почему-то это расположило к нам полицейского до такой степени, что он согласился отбуксировать нас к причалу, чтобы мы могли пользоваться туалетом, который помещался в далеко не новом зеленом металлическом сарайчике.

Затаив дыхание, мы стояли с шестами наготове, пока катер вел нас зигзагами между дау. Только подошли к бетонному пирсу и приготовились швартоваться, как появился швед из агентства, крикнул, что мы не туда заехали, и показал на другой пирс, расположенный под прямым углом к первому. Катер развернулся на сто восемьдесят градусов, и мы перебежали с шестами к другому борту, чтобы уберечь от поломки торчащие на носу и на корме поперечные балки. Лихой маневр завершился удачно, но не успел Рашад выскочить со швартовом на пирс, как возникший невесть откуда портовый инспектор-англичанин остановил его и велел нам причаливать за трехмачтовым учебным судном у первого пирса. В тесном пространстве между двумя пирсами взаимодействие «Тигриса» и катера нарушилось, и корма ладьи, где я один стоял с бамбуковым шестом, стала стремительно приближаться к стенке. Отталкиваясь от бетона изо всех сил, я вдруг смекнул, что рискую проткнуть другим концом шеста тростниковую стенку рубки. Рывком отклонил в сторону шест — и проиграл сражение. Выступающее с обеих сторон толстое бревно, на которое опирались рулевые весла, с нехорошим треском стукнулось о бетон, так что все деревянные конструкции на корме сдвинулись вправо.

В это время на борт «Тигриса» прибыли чиновники иммиграционной службы и, не подозревая о случившейся драме, учтиво попросили «одолжить» им на несколько минут наши одиннадцать паспортов. С другой стороны того же пирса разгружался норвежский сухогруз «Тир», капитан которого пригласил нас на дивный обед, и мы без каких-либо возражений со стороны местных чинов пересекли разделявшую нас полоску оманской территории.

Следующий день была пятница, и вся жизнь в порту замерла. Мы вытащили на пирс рулевые весла и принялись выправлять покосившиеся конструкции. Как и накануне, над нами то и дело совсем низко кружил вертолет. Представитель морского агентства передал, что султан еще не подписал разрешение, но, как только он придет в канцелярию, все будет сделано в тот же миг. А пока мы должны оставаться на борту «Тигриса».