Стоять насмерть! - Андрей Дышев

Во внутреннем дворике Локтева дожидался «УАЗ». Я сел на заднее сиденье. Минут двадцать мы кружили по городу, который отчасти был мне знаком. Дорогой Локтев молчал, лишь изредка и односложно говорил водителю, в какую сторону сворачивать. Машина на высокой скорости покачивалась, будто раскаленный на солнце асфальт стал прогибаться под колесами. Я думал над тем, какие слова готовит мне Локтев и что я отвечу ему. Настроение, с которым я входил в штаб, сменилось чувством легкого разочарования. Я надеялся в лице Локтева обрести союзника, а на деле выходило, что этот человек наверняка станет мешать мне.

Мы остановились у сквера, откуда веяло влажной прохладой фонтанов, рассеивающих между деревьев водяную пыль. Локтев, похоже, был здесь не первый раз. Он снял кепи, кинул ее на сиденье и уверенно пошел по тропе к пруду. Мы сели за столик под полосатым зонтиком. Пара лебедей, дремавших на середине пруда, бесшумно устремилась к нам. Пригнув голову, в тень зонта вошел официант.

– Здравствуйте, товарищ полковник! – сказал он Локтеву.

– Привет, Сафар! – кивнул Локтев.

– Кушать будете? Плов, шашлык?

Локтев вопросительно глянул на меня. Я отрицательно покачал головой.

– Не надо, – сказал он официанту. – Только чай и сигареты. У тебя есть хорошие сигареты?

– «Бонд», «Кэмел»?

Я наблюдал за Локтевым. Не знаю, насколько я изменился за время, прошедшее после нашей совместной службы в Афгане, но Володю Локтева трудно было узнать. Годы, трудности, лишения, переживания – ничто так не меняет людей, как власть.

– У меня мало времени, – сказал он, когда официант отошел, – поэтому я хочу, чтобы ты еще раз внимательно выслушал меня, еще раз хорошо обо всем подумал, а потом уже принимал окончательное решение. Мы с тобой два с половиной года утюжили животами афганскую землю, не щадили себя и делали все, что от нас требовалось. Ты помнишь, о чем мы тогда мечтали? Вернуться в Союз и первым делом вымыться в тазу с шампанским. Ты помнишь, какие наивные были у нас мечты? Мы думали, что дома станем национальными героями. А о нас вытерли ноги. То же будет и с теми, кто сейчас подставляет головы на границе. Но этих парней пока еще не предавали по-крупному, и они верят, что вернутся со щитами и пройдут через Триумфальную арку.

Он замолчал, ожидая, пока официант расставит на столе чайный сервиз, блюдце с колотым сахаром, массивную хрустальную пепельницу, сигареты, спички. Локтев кивнул, поторапливая, коснулся пальцами его спины.

– Но ты ведь уже не можешь этому верить! – продолжил Локтев, когда мы снова остались одни. – Только кретин может второй раз подряд наступить на грабли. Улетай отсюда как можно быстрее, возвращайся домой, требуй, вырывай, отбирай то, что тебе положено, то, что ты давно заслужил! И ради бога, не пытайся посмотреть на гильотину снизу и, тем более, смазывать ее шарниры.

Он говорил не о том. Но я молчал, не перебивал, как он и просил. Локтев тоже замолчал. Кажется, он понял, что в нашем случае надо либо говорить откровенно, либо не говорить вовсе.

– Ну, что ты молчишь? – не выдержал он.

– Ты же сам просил.

– Я не о том! Пей чай, а то остынет.

Я плеснул в пиалу немного рыжей водички. Разве это чай, думал я, покачивая пиалу в ладони. И что они находят в этой несладкой горячей воде с привкусом соломы? Часами пьют и ведут разговоры. И Локтев привык к этому обычаю – не мог обойтись без пиалы с чаем. А может быть, этот ритуал – всего лишь вспомогательный инструмент восточной хитрости и лицемерия? В любой удобный момент можешь замолчать, поднести ко рту пиалу, сделав паузу, чтобы обдумать следующую фразу?

Я поставил пиалу на стол. Я мог обойтись и без нее.

– Если тебе неприятно говорить о наркотиках, – сказал я таким тоном, словно речь шла о контрабандных сигаретах, – то каждый из нас останется при своем мнении.

Локтева распирало от возмущения и, кажется, от бессилия. Он посмотрел по сторонам и процедил сквозь зубы:

– Ты можешь не орать, как на футболе?

Он закурил, при этом так яростно стиснул зубами фильтр, что тот в конце концов оторвался, и Локтев в сердцах швырнул сигарету на пол.

Я невольно поставил его перед выбором: быть со мной, как того требовало наше боевое братство, или же отказаться. Если бы Локтев сейчас сказал, что, мол, прости, Кирилл, но мне надо подумать о семье, о старшем сыне, которому пришло время поступать в институт, о жене, которой надо лечиться в санатории с минеральным источником, мое мнение о нем не изменилось бы ни на йоту. Собственно, получив письмо, я был готов к такому ответу и хотел от Володи только одного: чтобы он поставил меня на должность в разведроту и предоставил возможность командовать группой солдат на прикрытии границы.

Локтева терзала совесть. Он машинально выпил весь чай, крикнул Сафару, чтобы тот принес еще, да не эту ослиную мочу, а покрепче, затем повернулся ко мне и неожиданно буднично спросил:

– Тебе жить надоело, Кирилл?

Я отрицательно покачал головой.

– Как раз наоборот.

– Тогда в чем же дело?

– Я хочу, чтобы меня оставили в покое. А для этого надо разворошить весь этот поганый муравейник.

– А по силам ли тебе это, Кирилл? Не много на себя берешь?

– Мне ничего другого не остается.

– Разве ты не можешь вернуться в свой курортный рай и обо всем забыть?

– Не могу. Уж слишком часто они напоминают о себе. Терпение лопнуло.

Локтев смотрел на меня с недоверием.

– Интересно, – произнес он, с прищуром глядя на меня. – И как же это они напоминают о себе?

– А ты выслушаешь не перебивая? – усмехнулся я и подробно рассказал Локтеву о последних событиях, которые произошли со мной в Крыму. Чем дольше я говорил, тем все более мрачным становилось его лицо.

– Вот что, – глухим голосом сказал он, когда я замолчал. – Ничего ты не добьешься. Тебе просто оторвут голову. Я уже писал – это не твое дело.

– Я знаю столько, сколько не знают ни милиция, ни фээсбэ.

– Это твоя беда, а не преимущество.

– Я буду мстить, – упрямо повторил я. – По-другому уже не могу. Теперь в этом смысл моей жизни.

– Да брось ты! – поморщился Локтев, словно я наступил на его мозоль. – По-другому не могу, смысл жизни! – передразнил он меня. – Ты как Павлик Морозов размышляешь!.. Ну что? Что тебе известно? Что из Грозного в Афган летают самолеты и сбрасывают какие-то ящики? А кто это видел? Кто это докажет? Какой-то малознакомый тебе парень, которого, кроме всего прочего, давно хлопнули? Что еще тебе известно? Что через Пяндж сюда, а потом в Россию идет поток наркотиков? Нам это давно известно, мы перехватываем банды и находим у них наркотики.

– Ты знаешь, что я имел в виду не это.

– А что ты имел в виду? Что кое-кто из контингента миротворческих сил замешан в контрабанде? Ты знаешь, кто это? И сможешь доказать?