На прощанье я скажу - Джонатан Троппер

— Сильвер, — шепчет она.

— Да.

— Согрей меня.

Что-то в том, как она это говорит, глубоко трогает его. Он обнимает ее, ее спина прижимается к его груди, и он касается губами ее плеча. И вслушиваясь в ее тихое учащенное дыхание, он решает, что отныне именно этим он и займется.

Он снова открывает глаза на кушетке в задней комнате ресторана, и Рич щупает ему пульс.

— Я в порядке, — говорит он.

Рич встряхивает головой, стараясь унять злость. Или раздражение. Рич не бывает злым. По крайней мере, откровенно злым.

— Говори, что хочешь, но ты не в порядке.

В доказательство его неправоты или чтобы доказать себе, что все еще в силах, Сильвер садится. Накатывает головокружение, и он чуть не падает, но пытается удержаться.

— Где Дениз?

— Она там, на своей свадьбе, знаешь ли.

— Прости, — говорит Сильвер, — я не хотел, чтобы так вышло.

Это можно отнести не только к настоящему моменту, но и ко всей его сознательной жизни.

Рич сверлит его тяжелым взглядом, потом вздыхает, лицо смягчается.

— Я знаю, что не хотел.

— Иди обратно. Пропустишь собственную свадьбу. Со мной все будет нормально.

— Кейси пошла за водой. Заполню пока паузу.

Они сидят молча. Кабинет маленький, затхлый, пахнет псиной, везде, где можно, навалены кипы бумаг. Сильвер не представляет, как здесь можно всерьез работать, хотя что он знает об офисах, в конце концов. Или о работе.

— Эй, поздравляю, — говорит Сильвер.

Рич хитро улыбается.

— Спасибо.

— Я думал, что умер.

— Ты был не так уж далек от этого.

Сильвер мрачно усмехается. Его время вышло, он это чувствует.

— У тебя на свадьбе полно врачей. Почему со мной здесь ты? Ты должен быть там, радоваться жизни.

Рич смотрит на него со странным выражением.

— Потому что ты — семья, — отвечает он. — Ты — гигантская заноза в заднице, но ты — семья.

Сильвер кивает. Ему по-прежнему хочется врезать Ричу, но, может, желание огреть человека, которого любит твоя бывшая жена, никогда и не пропадет. Но помимо этого он чувствует простое и искреннее великодушие в словах Рича. Его включили в семью, хотя он утратил всякое право претендовать на нее. Он не приемлет жалости к себе и пойдет на что угодно, только бы избежать даже намека на нее. Но от Рича у него остается ощущение, что, несмотря на его постоянные проколы, Рич не прочь стать его другом.

Дверь кабинета распахивается, и заходит Кейси со стаканом воды.

— Хей, — обращается она к Ричу. — Как наш пациент?

— Дышит, — говорит Рич, чмокая ее в щеку. — Чем занята мама?

— Циркулирует.

Рич с Кейси обмениваются понимающими улыбками. Сильвер видит, что у них есть свои особые словечки, и где-то в животе чувствует привычный укол острой боли утраты.

— Пойду гляну, как она там, — говорит Рич. Затем поворачивается к Сильверу — Завтра мы уезжаем на острова Терке и Каикос.[15]Но я с радостью отложу путешествие на день-два, если ты согласишься, чтобы я тебя завтра прооперировал.

— Это очень мило с твоей стороны, Рич.

— Мне надо знать сегодня.

— Я понял. Спасибо.

Рич кивает и выходит из кабинета.

Кейси присаживается к Сильверу.

— Он отличный парень, — говорит Сильвер.

— Да. Как ты себя чувствуешь?

— Довольно-таки неловко.

— Да уж, ты там будь здоров отчебучил, — она пожимает плечами. — Тебя вырежут из видео.

— А я-то старался быть понезаметнее.

Она улыбается и протягивает ему стакан.

— Что же бывает, когда ты хочешь привлечь к себе внимание?

Сильвер усмехается и делает жадный глоток воды, и тут же выплевывает обратно, заходясь кашлем.

— Елки! Какого черта?

— Водка рулит.

Тяжело дыша, он откашливается, водка жжет ему горло.

— Господи Боже, Кейси. Да я без сознания был пять минут назад.

— Знаю. Подумала, тебе не помешает что-нибудь покрепче.

Он смотрит на нее сквозь пелену выступивших от шока слез.

— Это почему вдруг?

— Потому что пришло время принять решение.

— Мне или тебе?

Она бросает на него серьезный взгляд, и он видит, какой потрясающей женщиной она станет.

— Нам обоим.

Он берет ее руку и привлекает Кейси к себе.

— Я скучал по тебе, — говорит он.

— Когда?

— Всегда.

Он чувствует, что она дрожит, и когда откидывается взглянуть на нее, обнаруживает, что она плачет.

Стать хорошим человеком.

Стать хорошим отцом.

Влюбиться.

Он вдруг понимает, что все это об одном и том же, все взаимосвязано, все — об этой прекрасной молодой девушке. Он даже не заслуживает того, что она сидит здесь, рядом с ним, и крупные слезы оставляют легкие следы на гладкой ткани ее платья.

— Ты знаешь, что твоя мать была подружкой невесты, когда я повстречал ее?

Она смотрит на него с любопытством.

— Нет. Странно донимать разведенных родителей вопросами о том, как они встретились.

— Ну, если тебе интересно.

Она кладет голову ему на плечо.

— Да, пожалуйста, — говорит она таким нежным и тонким голосом, словно ей опять семь.

И он рассказывает ей. И когда заканчивает рассказ, они принимают решение.

Сильвер сидит за своей установкой. Пора дать ей поразмяться. Как и всегда, когда намеревается попотеть, он закрепил два бас-барабана. Он играет в обычном темпе, самозабвенно выбивая ритмически свободный рисунок, то и дело меняя ломаный такт, упиваясь мощными ударами палочек о кожу барабанов. Руки парят, левая стучит и скользит по малому барабану, правая выбивает отдельный ритм на тарелках. Он бездумно тасует ритмы, взяв три такта форы, чтобы, придя к кульминации, уже расслышать их собственную мелодическую тему. Он соскакивает с ритма, держа его в голове, пока отдается замедленной тягучей дорожке, а потом снова плавно ныряет в него.

Он может играть так часами, без музыки, без слушателей, только он и ритм, не отставая и не сбиваясь. Звон в ушах нарастает вслед грому тарелок, но здесь и только здесь он может его заглушить.