Границы человечного - Анна Шульгина

– Смерть сильной ведьмы ничем роду не поможет, – шкрябнув ножками стула, она передвинула его ближе ко мне и устроилась ровно напротив. – Как и любая другая. Это всегда потеря, и я никогда им не радовалась. Но и оставлять тебя в живых нельзя, пока дышишь, вредишь нам намного больше, хотя бы самим фактом существования.

Я тоже была бы не прочь усесться, но пришлось стоять.

– Вы сейчас об Агате?

Марьяна Никитична скривилась, как от зубной боли.

– Нет. Тамарка сама виновата, нечего было спать с кем ни попадя, – она презрительно вздернула губу, разом утратив и привлекательность, и доброжелательность. – Ей подобрали идеального мужа, а она решила гульнуть… Дура! И ладно бы просто спуталась с человеком, кто из нас без этого греха, а то умудрилась от него забеременеть. На дочери это почти не сказалось, а вот внучке аукнулось. Агатка девочка неплохая, только от ведьмы у неё одна родословная, силы – пшик, о таком и говорить стыдно.

Надо же, какие интимные подробности. Представляю, что пришлось вынести и выслушать теть Тамаре. Жалеть я её не собиралась, но в душе невольно шевельнулось что-то похожее на сочувствие. Но очень слабо и сразу прошло.

– Ещё есть время исправить то, что ты натворила. Раньше такое уже бывало, и вместо ребенка приносили в жертву его мать. Надеюсь, и в этот раз сработает, раз уж классическим методом не получится, – она резко и довольно больно толкнула меня в грудь, заваливая на пол. От удара о твердые доски на секунду потемнело в глазах, но причину её торопливости прекрасно поняла – над нашими головами раздался топот. Значит, Алексей уже здесь.

Сконцентрировавшись и прикусив губу, чтобы не вскрикнуть раньше времени, я изо всех сил ударила старую ведьму ногами. Похоже, чары не давали только перемещаться по комнате, а брыкаться, не двигаясь с места, можно вволю. И то хлеб.

Она такой прыти явно не ожидала, потому, неловко охнув, отлетела на несколько метров. Небольшой кинжал, вид которого мне категорически не понравился, выпал из руки и, как живой, скользнул под стол.

– Уходите, это ловушка!!!

Заорала я так громко, как только смогла, и сама удивилась, что не ощущаю того давления. Рассуждать над причиной феномена времени не было, поэтому метнулась к Марьяне Никитичне, но старая зараза с неожиданной для возраста прытью отскочила в сторону.

Увы, мой вопль имел прямо противоположный эффект, и в дверь, которую смогла рассмотреть только сейчас, резво задолбились. Отвлекаться, чтобы открыть её, я не стала, не желая выпускать из виду Марьяну Никитичну. Как только она очухается, хреново станет нам всем. К счастью, хоть и не целилась, попасть умудрилась по ребрам, и ведьме, цветом лица напоминавшей перезрелый помидор, было немножко не до ворожбы. Но даже в таком состоянии приближаться к ней не рисковала, зато смогла достать кинжал. Небольшое утешение, и всё же лучше, чем с голыми руками.

Бабка потратила на восстановление дыхания всего несколько секунд, которых как раз хватило, чтобы дверь распахнулась.

Первым в комнату влетел рослый волк. Длинные лапы легко покрыли расстояние до ведьмы, вот только он не видел, что она держит в руке, а я не могла метнуть кинжал просто потому, что не умела этого делать.

– Стой!

Мой крик совпал со звуком выстрела, оглушительным рокотом прокатившимся по изолированной комнате, тут же сменившись не менее оглушительной тишиной. В которой единственным звуком был слабый скулеж, сменившийся стоном.

Дальше начался ад.

Несколько человек закричали разом, но я видела только обнаженное тело, распростертое в паре метров от меня.

– Все назад, – голос бабки удивительным образом перекрыл общий гомон. – Кто шевельнется, того пристрелю, не думая.

Алексей, судорожно зажимавший голыми руками рану, резко поднял голову, и с губ сорвался звук, от которого даже у меня внутри заледенело. Чистый концентрированный ужас в одном негромком рыке.

Не обращая внимания ни на него, ни на мать, которая тоже не прислушалась к словам старой ведьмы и направилась к Воропаеву, я в два шага пересекла разделяющее нас пространство, опускаясь на колени.

– Тихо-тихо, хороший мой, дай помогу, – отодвинув Лешу, перехватила Юрину голову, устраивая её на своих коленях.

Лоб парня был холодным и липким, а лицо кривилось от боли. Но не это самое страшное – рана в центре груди была небольшой, но кровь лилась рекой. И когда парень попытался что-то сказать, запузырилась на губах, тонкой струйкой срываясь с уголка рта.

– Молчи, нельзя говорить, – я продолжала ласково гладить его волосы, пытаясь сообразить, что делать.

Он умирал.

Быстро и неотвратимо жизнь вместе с кровью вытекала из тела, оставляя у моих ног оболочку, мышцы которой уже начинали сокращаться в агонии.

В мир силовых потоков ухнула, как в прорубь. Аура Юры пульсировала, постепенно теряя насыщенность, словно смазывалась, стираемая невидимым ластиком.

Попытки подхватить остатки биополя ничего не давали, оно расползалось у меня в руках ветхой тканью, зияя прорехами. Казалось, любая попытка стянуть края страшной раны только ускоряла конец. Пришлось усилить напор, и в какой-то момент решила, что мы поменялись местами.

Дикая боль разодрала грудь, заставив захрипеть, я мгновенно ослепла и оглохла, но не прекращала давить, не только вынуждая его пульс биться, но и латая разорванные сосуды и ткани.

Пуля прошла, не задев сердце, но повредила левое легкое и, что самое страшное, разорвала аорту. Внутреннее кровотечение была даже более сильным, чем наружное, оно сдавливало целое легкое, усиливая боль и не давая дышать. Хорошо хоть прошла навылет, иначе не представляю, как смогла бы её вытащить.

Краем глаза отмечала происходящие рядом события, но осознать их не могла, сосредоточенная на одной цели.

Вдох и медленный выдох.

Не поперхнуться, глотая попавшую в горло кровь. Вытерпеть мучительную резь в груди, не отпустить, не дать сорваться в темноту.

Мало того, что потерять сознание третий раз за сутки это уже совсем сверх всякого приличия, если не справлюсь, Юра умрет. И было стимулом терпеть, сцепив зубы до ломоты в челюстях.

Пасс невидимыми руками, и ещё крошечный кусочек стенки артерии восстановлен. Но этого недостаточно, стоит мне сейчас оступиться, и придется делать все заново. Снова хлынет кровь, разрывая такие тонкие и ненадежные, но давшиеся таким усилием преграды.

Вдох и выдох.

Самым страшным было понимание того, что Юрино сердце не бьется. Оно перестало умирать, но ещё не было способно жить.

– Не приближайтесь и не отвлекайте, иначе не выживет ни он, ни она.

Голос раздался рядом, буквально над ухом, и я это понимала, но ощущение, что говорившая за сотни километров от меня.

Мама.

Значит, она жива, это хорошо.