Чародейка на всю голову - Надежда Мамаева

Дьяр выругался сквозь зубы и лихо, совсем не по нынешнему сану, свистнул, подзывая не успевшую отъехать далеко пролетку обратно.

Напарник назвал адрес, и тут же ударили вожжи. Оказалось, что нам нужно чуть ли не в другой конец столицы. И пока подковы бодро стучали по мостовой, внутри меня словно начала закручиваться пружина.

Дьяр молчал, осматривая внимательным, цепким взглядом улицы. И вдруг неожиданно спросил:

– Чувствуешь?

– Ты тоже? – вырвалось у меня.

– Это нити поискового заклинания. Сегодня на погосте выплеснул слишком много силы. И это не могло не остаться незамеченным. Гончие поняли, что я вновь в столице. И уже пустились по моему следу, – тихо, чтобы его слова услышала лишь я, произнес Дьяр. – Именно по этой причине после побега из тюрьмы мне нужно было исчезнуть из столицы. Поисковая сеть действует на небольшом расстоянии и требует усилий чуть ли не всех архимагов ковена. Так что штука это затратная. Нужно быть абсолютно уверенным, что беглец в радиусе поиска заклинания.

– И сегодня у гончих эта уверенность появилась… – Я сглотнула.

– Да, у нас есть всего несколько часов, прежде чем меня найдут.

Я заледенела. Дьяр говорил об этом вот так просто… О том, что, возможно, это наша последняя ночь, если не найти настоящего…

– Приехали, святой отец, – отозвался возница.

Дьяр расплатился с ним, и мы оказались перед дверями… борделя. Причем аккурат в тот момент, когда одно из окон третьего этажа в здании разбилось. На мостовую перед нами со звоном пал град осколков. Ему вторил истошный крик:

– Я не хочу тебя насиловать! – Вслед за отчаянным воплем мы с напарником увидели, как из выбитой оконной створки показалась лысая макушка здорового мужика, не иначе как возжелавшего самоубиться. Иначе с чего бы он попытался прыгнуть на мостовую?

– А придется! – прозвучал басовитый голос. Знакомый такой. И беглец был пойман и втащен обратно в логово порока и разврата. В проеме мелькнул чепец и край розовой юбочки. Как за эту долю секунды Молох нас разглядел – загадка. – А вы чё застыли? Живо сюда, пока я нашего клиента пытаюсь удержать от падения в бездну разврата.

У меня были большие вопросы, кто из этих двоих собрался предаться пороку, но я решила, что они подождут.

Дьяр же и вовсе, лихо подобрав подол рясы, помчался спасать тело, одержимое инкубом и поддавшееся плотскому искусу. Так и заявил охраннику, что стоял на входе в бордель. Правда, чтобы смысл быстрее дошел, сопроводил пламенную речь апперкотом.

Страж не стал противиться богоугодному делу, а тихо согнулся, глотая ртом воздух. Я лишь подивилась силе благого слова. И пока мы летели через две ступеньки наверх, не удержалась от реплики:

– А ты… не думал… сделать себе… карьеру… в духовенстве? – чередуя вдохи и выдохи, выдала я. Все же я была неисправимой язвой. – Твои проповеди… прям с первого удар… слова… наставляют на путь… истинный.

– Проще сделать благочестивого послушника из инкуба, чем из мага, – судя по интонации, Дьяр явно кого-то цитировал. Как потом выяснилось, главного храмовника, который вдрызг разругался с ректором Академии двуединой магии. А все после того, как парочка готовящихся к постригу мальцов сбежала из келий и… пройдя экзамены, была зачислена в адепты темного крыла академии. Храмовник требовал экстрадиров… в смысле вернуть в лоно церкви ослушников для наказания. А ректор скрутил дулю, заявив, что талантливыми чародеями с большим потенциалом не разбрасывается.

Но этого я пока не знала, а думать над глубинным смыслом услышанного было недосуг. Ибо, когда Дьяр распахнул дверь в комнату, мы увидели, как Молох, лихо оседлав плешивого мужика, заламывает ему руки за спину.

– Помофифте, – промычал через кляп несчастный.

– Они помогут, еще как помогут… – И, уже обращаясь к нам, цверг галантно представил мужика: – Знакомьтесь, мастер иллюзий Комир Безымянный собственной персоной. Правда, он предпочитал пышнотелых белокурых красоток. Но я заверил, что тоже смогу его развлечь. И вот сдержал слово: у нас с ним получился незабываемый вечер.

Судя по выпученным глазам плешивого, он предпочел, чтобы эта ночь осталась у него не «незабываемой», а невспоминаемой. Хотя еще лучше, чтоб и вовсе ее не было.

Дьяр же шагнул в комнату. И едва я за ним переступила порог, как напарник магическим пассом закрыл дверь. Замок лязгнул, и нас четверых накрыло магическим пологом тишины.

Молох тут же слез с Комира и деловито… поправил внушительную грудь.

– Чего? – насупился Молох. – Я в кабаке все вызнал про этого субчика и решил деньжата припрятанные забрать. Захожу, и тут… ба, краем уха слышу знакомое прозвище. Ну, думаю, клиент сам в руки идет. Грех не взять тепленьким.

– Извращенец! – припечатал Комир, вставая и кося в сторону окна.

– Ну извини, не знал о твоём втором прозвище, – фыркнул цверг. – А я Молох. Будем знакомы.

– Ты обознался, мало ли Безымянных да Безземельных на улицах Эйсы. В одном кожевенном переулке трое живут.

– Ага, живут. Только ты, пока мы тут с тобой барахтались, своим молчанием уже столько наговорил… Да и к тому же не стоило пытаться сбежать, когда тебя окликают иллюзорником. Те из кожевенного переулка, например, не удирали…

И со стороны можно было бы подумать, что это просто перепалка. Если бы не одно но: цверг незаметно перекрыл собой единственный путь спасения для иллюзорника – окно.

– Ну а я Дьяр Йоран, – откидывая капюшон монашеского одеяния, произнес напарник. – И я пришел за тобой.

Даже меня проняло то, каким тоном он это произнес. Комир и вовсе оказался не из смелых. Дальнейший допрос с пристрастием и магией это показал. Мастер признался, что подделал письмо, которое ему принесли. Но он не видел лица заказчика. Знал лишь точно, что это не посредник. У мастера иллюзий было правило – не работать через третьи руки.

– Да я там исправил-то всего ничего! Пару слов! Вместо имени какой-то девки эльфийское поставил. А в остальном все так же. «Жду встречи», «Мы можем прийти к соглашению» – это все уже было начертано.

Я лишь про себя присвистнула. Все, что нужно знать об уровне романтизма напарника: содержание его сухой деловой переписки и посланий будущей невесте таковы, что их можно перепутать.

– Это касалось сроков переноса даты бракосочетания, – зачем-то пояснил Дьяр. – В тот день Филиппа пришла ко мне, настаивая на церемонии в жатвень вместо листопадня. Я ответил, что нам стоит обсудить это позже. У меня было в тот день много дел. Она на это разозлилась, заявила, что уезжает из столицы. Мне пришлось написать ей письмо…

– Которое для обвинения пришлось весьма кстати, – завершила я. Дьяр на это ничего не сказал. Но он был согласен. Хотя я искренне не понимала: зачем, если тебе так не нравится жених, избавляться от него, подстроив обвинение?

К тому же у нее были и деньги, и положение. Вот только это лишь подозрения… А только на их основе обвинять нельзя.