Я садовником родился - Наталья Андреева

- Только запомните: я у него ничего не покупал. А живет он в тридцать восьмом доме. Во втором подъезде. В том самом дворе…

- Где эти кражи происходят по несколько раз в месяц. Я сам там живу, - сказал Алексей.

- Третий этаж, сорок шестая квартира. Брать будете?

- Не, денег дадим, - усмехнулся Серега. – Призовые. Ладно, Зайцев. Неси вахту, как хозяин приказал.

- А мы не гордые, - пошевелил могучими плечами Косой. – И на холодке-то оно приятней. А вот духоты не выношу.

- Я тоже. Только не на поводке. В ошейнике и на свежем воздухе все рано душно. Давит.

Косой дернулся, было, но промолчал. На улице Серега вдруг широко улыбнулся:

- Ну, вот: одно дело сделано. Сейчас поедем к твоему дому, ты пойдешь к любимой жене, а я поднимусь на третий этаж дома номер тридцать восемь. И жители четырех домов смогут спасть спокойно. Мелочь, а приятно.

- Это, Серега, не мелочь. Хотя маньяк, конечно, серьезнее. Весь микрорайон терроризирует. У нас в любой торговой палатке только об этом и говорят. «А вы слышали?», «Да что вы?», «Какой кошмар!». На каждом шагу слышу. Детей перестали из дома вечером выпускать.

- Детей-то отчего? Он же по бабам специализируется.

- На всякий случай. Никто же не знает, как оно и почему. А слух идет. Но чую я, что дело близится к концу. Погода-то, а? Весна. Ладно, поехали.

В воздухе и впрямь, пахло чем-то тревожным. Волнующим, подогревающим застывшую за зиму кровь. Алексей подумал, что в эти выходные надо бы погулять с женой по Москве. Не сидеть где-нибудь в ресторане или кинотеатре, а просто погулять. На весну посмотреть. Поймать тот миг ее окончательной победы, который все время почему-то ускользает. Как солнечный зайчик из-под накрывшей его ладони. Руке вроде бы и тепло, а все равно не поймал.

- Может, мне с тобой подняться? – спросил он у Барышева возле своего дома.

- И чем ты мне поможешь? При оказании сопротивления подавишь противника своим очевидным физическим превосходством?

Серега шутливо ткнул друга в то место, где складки жира особенно тому досаждали.

- Да иди ты!

- Обиделся.

- На дураков, знаешь, не обижаются.

- Обиделся, - повторил Барышев. – Ты, Лешка, обиделся.

- Я вам всем еще покажу! Вспомните!

Он решительно зашагал к своему подъезду.

- Эй, коммерческий! До завтра! – крикнул вслед Барышев.

- Обойдешься, - пробурчал Алексей.

Но уже в лифте он понял, что Серега прав. А на правду умному человеку нельзя обижаться. Ведь если поставить его, Леонидова, сейчас на беговую дорожку, на любимую еще со школы среднюю дистанцию, то вряд ли и половину ее одолеть. А если за преступником придется гнаться? Возраст, конечно, уже не юношеский, но нельзя же все списывать на годы.

«Трусы», - вспомнил он. – «Надо срочно найти и надеть синие трусы с белыми полосками. И не завтра, а сегодня. Сейчас».

… все цветы мне надоели

Ну, где он шатается, любимый муж?

Почему-то когда Леша сидел на работе, в офисе, мне было спокойнее. А последние дни он снова похож на азартного мальчишку. Глаза блестят, по ночам спит беспокойно, говорит что-то. Я прислушалась: все про какую-то нежность. Почему-то украденную. Кто ее украл, у кого? И разве можно это сделать?

Я вот всегда чувствую что-то щемящее и сладкое, когда смотрю на своих спящих детей. И на Лешу. Может, это и называется нежностью? Как же мне за него беспокойно!

Слава Богу! Дверь хлопнула. Звонить не стал, открыл своим ключом. Думает, что Ксюшка спит. Он тоже любит наших детей. Обоих.

Его странная, немного вычурная речь всегда забавна. Он обидчив, как ребенок, хотя других обижает часто, сам того не замечая. Его шутки не всегда безобидны. Я его жалею, стараюсь не напоминать о больном. А самое больное место у моего Леши – его намечающаяся полнота. Был бы он повыше, это не казалось бы таким заметным.

Вот и сейчас нахмурился, видно, Сережа Барышев что-то сказал. Эти двое друг друга стоят. Такие разные, и такие похожие. И не надоедает им друг друга доставать!

Вошел на кухню, где я делаю вид, что читаю. Ну не кидаться же мне прямо с порога ему на шею? Для профилактики надо немного поворчать, сделать вид, что я сердита. Его не было целый день.

- Где мои синие трусы?

- Какие трусы? Зачем?

- А можно без вопросов? Дай трусы.

Дала. Главное, не заглядывать в комнату, где раздается какое-то сердитое пыхтение. Бедный, он снова себя мучает! Мне, ведь, на самом деле совершенно все равно, толстый он, или худой. Он просто очень хороший человек, несмотря на все свои недостатки. Вышел минут через двадцать, весь потный, красный. Но очень довольный собой.

Открыв дверь ванной комнаты, бросил:

- И так каждый день.

- Леша, Леша, - только и сказала я.

Мне вдруг показалось, что он бросит работу на серебряковской фирме. Если с таким упорством начал делать зарядку, даже не дождавшись утра, непременно бросит. Что ж, я вернусь в школу. Никогда не мечтала быть домохозяйкой. Мы как-нибудь проживем. Лишь бы вместе. Лишь бы навсегда.

- Как прошел день? – спрашиваю его на кухне. Голодный, ест торопливо, обжигается.

- Нормально.

- Ты его поймал?

- Поймаю.

- Устал?

- Немного.

- Леша, ты опять во сне говоришь.

- Да? О чем?

- О какой-то украденной нежности.

- О нежности? Не может быть. При чем здесь это?

- Ну, наверное, выплыло откуда-то из подсознания.

- Да я об этом даже не думаю! Но раз выплыло, надо поинтересоваться у Лейкина на всякий случай. Он все порывается рассказать мне эту историю.

- Какую историю?

- Не бери в голову. – Махнул рукой нетерпеливо. И спросил: - В выходные погуляем по Москве?

- А дети?

- Дети поедут к бабушке. В субботу с родителями, в воскресенье с ней. Я хочу весну посмотреть.

- Хорошо. Посмотришь.

- А чего ты такая на все согласная? И голос спокойный?

- Я люблю тебя.

- Что?!

- Вот, ждала весь день, хотела отругать, и вдруг подумала, что люблю. Улыбаешься. Тебе смешно?

- Странно.

- А ты?

- Что я?

- Любишь?

- Саша, мужчины об этом не говорят. Если, действительно любят. Они просто поступают так, что у женщины не остается в этом никаких сомнений.