Девочка, которая пила лунный свет - Келли Барнхилл

Распин закашлялся, и кашлял так долго, словно вот-вот должен был расстаться с земной жизнью. Вместо него осмелился заговорить старейшина Гвинно.

– Возмутительница спокойствия – твоя родственница. И она там, вместе со всеми. Возмущает спокойствие.

– Спокойствием там и до ее появления не пахло, – отрезал Герланд. – Я лично ее навестил – ее и этого ее младенца. Когда ребенка оставят в лесу, она погорюет, а потом придет в себя, и все станет как прежде.

– Ты на улицу выглядывал? – спросил старейшина Лейбшиг. – Там это отвратительное… солнце. От него глаза болят. Вот народец и бунтует.

– А эмблемы эти? Кто их понаделал? – проворчал старейшина Урик. – Уж точно не мои работники, уж я-то знаю. Они бы не посмели. И вообще, я заранее спрятал чернила. Должен же хоть кто-то о чем-то подумать заранее.

– Где сестра Игнация? – с надрывом спросила старейшина Доррит. – Исчезнуть в такой час! Почему сестры не подавили бунт в зародыше?

– Все дело в мальчишке. От него одни неприятности. С того самого дня, с первого Дня Жертвы. Надо было его прямо тогда устранить, – встрял старейшина Распин.

– Ну уж извините! – возразил глава Совета.

– Мы все понимали, что рано или поздно этот мальчишка устроит нам крупные неприятности. И вот, пожалуйста. Вот вам неприятности.

– Да вы только послушайте себя! – взорвался глава Совета старейшин. – Вы не старейшины, вы бабы! А ноете почище младенцев! Успокойтесь! Ничего страшного не случилось. Пошумят и разойдутся. Старшая сестра отлучилась, но скоро вернется. Мой племянник, конечно, оказался занозой в боку у нас у всех, но и это ненадолго. Безопасный путь через лес только один, и это Дорога. Мой племянник пошел другим, опасным маршрутом. И он умрет.

Старейшина умолк, закрыл глаза и постарался загнать печаль поглубже. Спрятать так, чтобы никто не мог ее увидеть. Открыл глаза и уставился на старейшин стальным взглядом, исполненным решимости.

– А когда это случится, тогда, дорогие мои братья, порядок вернется и жизнь станет прежней. Потому что порядок незыблем, как земля у нас под ногами.

И тут земля у них под ногами затряслась. Распахнув южное окно, старейшины высунулись наружу. Над самой высокой горой курился дым. Это проснулся вулкан.

– Идем, – сказала Луна. Ночное светило еще не взошло, но Луна чувствовала, что уже очень скоро оно встанет над деревьями. Ничего особенного – она всегда странным образом ощущала себя сродни луне, но никогда еще это чувство не было таким сильным, как сейчас. Нынешней ночью наступит полнолуние. Будет светло.

– Кар-р, – сказал ворон. – Я так устал! – и добавил: – Кар-р. И вообще сейчас ночь. Вороны по ночам спят.

– Лезь сюда, – сказала Луна, открывая капюшон плаща. – Ну, давай. А я не устала.

Она не лгала. Ее кости словно превратились в свет. Ей казалось, что она навеки лишилась возможности устать. Ворон сел ей на плечо и перебрался в капюшон.

Когда Луна была маленькой, бабушка рассказывала ей про магниты и компасы и показывала, как ведет себя магнитное поле – магнит притягивает предметы тем сильнее, чем ближе к нему они оказываются. Луна узнала, что одни вещества магнит притягивает, а к другим остается равнодушен. Узнала она и то, что мир сам – один большой магнит и что компас с тонкой иголкой в лужице воды поворачивается, повинуясь зову магнитного полюса. Луна знала это и понимала, но сейчас ей казалось, что на свете есть еще одно магнитное поле и еще один компас, о которых бабушка ей никогда не рассказывала.

Сердце Луны и сердце ее бабушки были связаны невидимыми узами. Быть может, любовь – тоже компас?

Разум Луны влекло к разуму ее бабушки. Знание – тоже компас?

И словно мало того… Гудящее напряжение в костях. Щелкающий механизм внутри головы. Чувство, словно внутри у нее спрятаны невидимые шестеренки, которые крутятся, дюйм за дюймом подталкивая ее к… к чему-то неизвестному.

Так было всю жизнь, а она даже не понимала, что ее так притягивает.

Магия, подсказали кости.

* * *

– ГЛЕРК, – сказал Фириан. – Ой, Глерк-Глерк-Глерк! Я не помещаюсь у тебя на спине. Ты что, уменьшаешься?

– Нет, друг мой, – ответил Глерк. – Совсем наоборот. Это ты растешь.

И это была правда. Фириан и в самом деле начал расти. Поначалу Глерк не поверил своим глазам, но с каждым шагом Фириан становился чуть больше. Он рос неравномерно. То раздулся, как арбуз, нос, венчавший собой остренькую мордочку. Один глаз сделался вдвое больше другого. Увеличились в размере крылья. Вытянулись лапы. Потом одна лапа подросла еще немного. Спина, голова, крылья, хвост – все подрастало и замирало, подрастало и замирало.

– Как расту? Я что, буду совсем-совсем громадный? – ужаснулся Фириан. – Я и так Большущий-Пребольшущий Дракон, куда мне больше? Так не бывает!

Глерк помолчал и наконец решился.

– Ты же знаешь тетушку Сян. Она всегда видела в тебе потенциал, даже если ты до него пока не дотягивал. Понимаешь, о чем я?

– Нет, – ответил Фириан.

Глерк вздохнул. Разговор обещал быть непростым.

– Понимаешь, «большущий» – это не всегда про размер.

– Как это? – Фириан задумался, а тем временем его левое ухо принялось расти и увеличиваться в размерах. – Сян мне не говорила.

– Ну, ты же знаешь Сян, – начал Глерк, уже увереннее. – Она очень деликатная. – Глерк помолчал. – Понимаешь, размер – это спектр. Как радуга – спектр цветов. Если взять шкалу большущести, ты будешь, как бы это сказать, на нижнем конце. А это, гм… – Он опять замолчал, пожевывая губу. – Понимаешь, иногда правда искривляется. Как свет.

Глерк совсем запутался.

– Правда?

– У тебя всегда было большое сердце, – сказал Глерк. – Было и будет.

– Глерк, – мрачно сказал Фириан. Губы у него выросли и стали размером с древесные ветви. Один зуб оказался больше остальных. А одна из передних лап пустилась в рост прямо на глазах у Глерка. – Я как-то не так выгляжу, да? Ну скажи честно.

Дракончик был искреннейшим из существ. Конечно, с ним приходилось нелегко. Конечно, он не склонен был задумываться о своем поведении. И все же искренности у него было не отнять. Что ж, искренность так искренность, решил Глерк.

– Послушай, Фириан. Честно говоря, я не до конца понимаю, что с тобой происходит. И кстати, Сян – тоже. Но это не страшно. Ты начал расти. Я думаю, что вскоре ты станешь Большущим-Пребольшущим Драконом, совсем как твоя матушка. Она погибла пятьсот лет назад, Фириан. Обычно драконы взрослеют гораздо быстрее. По крайней мере, я не припомню ни одного, у которого детство так затянулось бы, как у тебя. Но как вышло, так вышло. Может быть, это Сян так устроила. А может быть, ты рос медленно потому, что жил слишком близко от места, где погибла твоя мать. Может быть, ты просто не в силах был расти. Так или иначе, сейчас ты растешь. Я думал, что ты останешься маленьким навсегда. Но я ошибался.