Пока не взошла луна - Надя Хашими

И все же он понял: «Какой в этом смысл? Ты собрал сумки, сел на корабль, молился… И зачем все это? Ничего не изменилось. Потому что ничего не может измениться. Ты пытаешься вырваться с этих полей, но они только глубже засасывают тебя».

Салим ничего не ответил, но на миг остановился и встал спиной к солнцу. Его густая темная тень легла между рядами помидоров. Она ошибалась. С тех пор как он в прошлый раз приходил на эту ферму, многое изменилось. Теперь он стал настоящим беженцем. Но он видел море. Слышал плеск волн и дышал соленым воздухом. От каждого шага на своем пути он менялся, и сама его сущность перекраивалась бесповоротно. Он переплыл море один раз и переплывет второй, теперь уже без семьи. В нем произошли небольшие, почти невидимые изменения, которые давали силы проделать это самому.

Ферейба

35

Ни одной матери я не желаю оказаться в такой ситуации. Нет ничего сложнее, чем встать перед подобным выбором.

Меня гнетет чувство вины. Оно настолько сильное, что приходится собирать все силы, чтобы переставлять ноги и идти дальше.

Как Салим попал обратно в Менген? Я не узнаю этого, пока снова не увижу сына. Не следовало выпускать его из гостиницы. Я его мать и должна была вести себя соответствующе. Говорить и настаивать на своем. В тот день у меня мурашки побежали по телу, когда он заговорил о том, чтобы пойти на рынок. Есть ли для матери более страшный грех, чем не послушаться своей интуиции? Но я отбросила дурные предчувствия, потому что хотела дать ему свободу. Его отец считал, что это необходимо, чтобы стать мужчиной.

Махмуд иногда заблуждался. Сейчас, отсюда, мне ясно это как день. Он принимал решения, полагаясь на собственный разум, придерживаясь того, что считал правильным, логичным и здравым. А оказалось, что все это – лишь романтические миражи, которые обманули нас. В Кабуле не осталось места всем этим надеждам. Я знала это. Я говорила ему. Мы должны были уехать давным-давно, вместе с моими сестрами, в поисках безопасного места. Не следовало нам разделяться. А я позволила мужу пренебречь моей интуицией. И когда Бог посылал нам предупреждения, мы заносчиво задирали нос.

Однако возненавидеть Махмуда сейчас – еще одно святотатство.

Его нет с нами, но я не могу стереть из памяти наши разговоры. Не могу перекроить путь, который мы прошли вместе. Я была с Махмудом, потому что любила его и хотела проявить уважение к выбору, который мы сделали. Он угощал весь мир сладким нектаром своей доброты. Прилетела одна пчела, потом вторая, потом целый рой. Они кружили вокруг него, а потом начали жалить, впрыскивая свой яд. Даже после его смерти я слышала их гудение. Они крутились около нашей семьи. Но тут уж я сама виновата. Я выпускала Салима, моего первенца, за порог, в безжалостный мир, а теперь плáчу, что однажды он не вернулся. А ведь я клялась, что никогда не стану такой матерью.

У меня были причины сделать такой выбор. Азиз выглядел ужасно. Он перестал набирать вес. Я смотрю на его напряженное личико и вижу, как на виске пульсирует крошечная голубая жилка. Позвонки на его спинке выпирают, словно бусинки четок. Если я хочу, чтобы малыш дожил до новой встречи с братом, то должна найти того, кто окажет ему помощь. Я держу его на руках, и он такой легкий… Мой младший сын. Я буду носить его на руках сколько хватит сил – так я смогу оставаться матерью. Когда он просыпается, я наблюдаю за его движениями. Я вижу в нем Салима. Азиз очень похож на старшего брата – такой же упрямый и выносливый. Каждый борется по-своему. Салим может сам стоять на ногах. Когда его голос долетел до меня из спокойного и безопасного дома Хакана и Синем, я поняла, что он сумел найти свой путь.

Я сделала выбор. Мы сели в поезд и уехали из Афин. Могла ли я поступить иначе? Да. Но интуиция говорит мне, что Азиз не выдержал бы этого. Прости меня, Салим, но нам пришлось уехать, не дождавшись тебя. Ради твоего брата – я знаю, что ты злишься на него и в то же время его обожаешь, – я снова отправилась в путь.

Нет ничего страшнее, чем делать выбор между детьми. Если спросить, какая рука мне нужнее, левая или правая, я смогу ответить. Но выбирать между двумя детьми – это рвать сердце на тысячи клочков. Дети благословенны небом. Каждый их вздох, каждая улыбка, каждое прикосновение – это глоток воды в пустыне. Ребенком я не знала этого, но, став матерью, поняла. Я усвоила эту истину, когда мое сердце взлетало и падало, танцевало и болело за каждого из моих детей.

Самира молча смотрит на меня. Она уже не девочка. Ее тело приобретает изящные очертания, она становится маленькой женщиной. Слава Богу, она выглядит намного более разумной, чем я в ее возрасте. Я была наивной. Вспомнить только, до какой степени я доверяла людям – мальчику из сада, Кокогуль… Мне кажется, дочка молчит, потому что знает: слова не имеют смысла и ничего не решают. С самого нашего отъезда из Кабула Самира держалась стойко, словно взрослая. О младшем братике она заботилась так же, как и я. Когда Азиз заходился плачем, обливаясь пóтом, она укачивала его. Она терпеливо кормила его, когда он отталкивал еду. Она взваливала наши сумки себе на плечи, когда мне отказывали силы. Все это значит намного больше, чем не сказанные ею слова. И все же я тоскую по ее голосу. Больше всего на свете я хочу услышать ее смех.

Самира скучает по Салиму. Без него она не может быть собой и не заговорит, пока он не вернется. Пока мир не отдаст ей хоть что-нибудь из того, что без конца отбирает. Ее сердце – отражение моего, и ради нее я сдерживаю слезы. Хватит с меня тревог, страхов и потерь. Я устала жить загнанной в угол. Каждое утро, когда я просыпаюсь и вижу, что ничего не изменилось, мне кажется, что от меня ничего не осталось.

Если бы не мои дети, так бы все и было. Но ради них я пока держусь.

Я еще могу отыскать Салима. Обнять его, услышать его голос и вернуть его в семью. Но даже если мне настолько повезет, я уже не стану прежней. Я навсегда останусь матерью, отказавшейся от своего сына. В этом аду я живу и буду жить.

Поезд тронулся, и теперь мы едем в Италию. Люди поглядывают на нас, но наши билеты и документы пока что никто не ставил под сомнение. До сих пор нам везло. Бог нас берег.

Самира смотрит в окно. Азиз прислонился к ее плечу. Дочка думает о старшем брате и сомневается, что я сделала правильный выбор. Я ничего не могу ей объяснить. Этого словами не выразишь.

Салим

36

Каждый день Салим мчался домой – он не мог дождаться, когда ему пришлют паспорт и билет на поезд. Через неделю после возвращения он робко подошел к Хакану и протянул ему несколько банкнот за свою комнату. Хакан покачал головой и велел Салиму больше не касаться этой темы. Салим закусил губу и кивнул – не очень красноречивый, но понятный знак благодарности.

Прошло десять дней, но от матери он так ничего и не получил. А еще хуже становилось от того, что со дня возвращения Экин не оставляла его в покое. Она постоянно вертелась за домом – делала вид, что читает или собирает ароматные травы, которые жена Полата сажала возле кухни. Экин пыталась заявить о своем присутствии и постоянно искоса поглядывала на Салима. А еще она говорила то, чего он не знал и знать не хотел: