Пока не взошла луна - Надя Хашими

Салим осторожно поднялся на ноги и кивнул. Его отпустили. Полицейский вернулся в здание, хлопнув дверью. Салим остался снаружи. Он постоял некоторое время, сомневаясь: это могла быть ловушка или проверка. Дверь не открывалась. Никто за ним не выходил.

Салим сделал несколько шагов. Ничего не произошло. В нем закипел адреналин, и он бросился бежать. Он мог спастись! Салим мчался по тихим улочкам и петлял между какими-то зданиями. Он не знал, где находится и куда бежит, но понимал, что нужно убраться от полицейских подальше, пока они не передумали.

Упершись руками в колени, он, задыхаясь, остановился. Во рту пересохло. Он попытался отплеваться от набившейся в рот земли. Желудок скрутило, и Салима вырвало на стену желчью. Левую сторону тела пронзило болью. Тяжело дыша, он ждал, пока все пройдет.

Позади шагов не слышалось. Никто за ним не гнался. Полицейские его не преследовали. Они его не искали, но ясно дали понять, что попадаться он не должен. Следовало уехать из этого города как можно скорее. Кое-какие деньги у него были. Мог ли он снова попасть в Грецию без паспорта и вообще без каких-либо документов?

«Что мне делать? – подумал он. – Мадар-джан, скажи, пожалуйста, что мне делать».

«Сосредоточься. Думай. Ты можешь».

Он постарался успокоиться, потому что мысли начали беспорядочно разлетаться. Когда буря в голове чуть стихла, он услышал мамин голос: «Найди еду и безопасное место. А потом возвращайся в Грецию».

Салим огляделся вокруг и не увидел ни единого магазина или киоска. Здесь не к кому было подойти. Теперь он стал как мальчишки в сквере Аттики. Он разделил их судьбу, выпав из своей, лишившись своих преимуществ – паспорта и семьи. У него не было драгоценностей на продажу. Он мог рассчитывать лишь на припрятанные деньги. Становилось страшно от историй, которые он слышал в сквере, от того, через что пришлось пройти выжившим.

Но в голове начало проясняться. Тыльной стороной руки он вытер рот.

«Наверное, я ужасно выгляжу».

Петляя по улочкам, Салим направился к более оживленным районам в поисках самого необходимого: еды и крова. И способа добраться до Менгена.

В голову ему пришел только Менген. Там он мог обратиться к Хакану и Синем, чтобы они помогли разыскать мать. Ему стало легче при мысли, что он может снова оказаться в их доме.

Еда нашлась легко: он слишком отчаялся и устал, поэтому мог и заплатить за нее. Ему нужны были силы на будущее. В магазине скривились, но приняли пропотевшие евро, которые он вытащил из носка.

Посыпанный кунжутом хлебец, самая дешевая еда, которую он смог найти, успокоила его бунтующий желудок. Перевалило за полдень. В голове билось множество молоточков, убаюкивая его. Салим чувствовал, как его сверлят глазами, может быть, даже показывают пальцами.

Он нашел общественный туалет и постарался как можно чище отмыть лицо, а потом, набирая воду в сложенные ладони, облил тело, сантиметр за сантиметром. Левой рукой он двигал осторожно – болел бок.

Мальчики в Афинах рассказывали, как добирались до Греции. Кто-то – на суденышках контрабандистов, кто-то – в грузовиках, перевозимых на пароходах. Оба способа были опасными. Все слышали, как люди тонули или гибли, раздавленные грузовиками в порту. К тому же Салим даже не знал, где искать контрабандистов. Лучшим выходом казалось проделать длинный путь в Менген, собраться с силами и составить хороший план.

Решение далось нелегко, но из общественного туалета Салим вышел почти успокоившимся. Ему показали путь на автобусную станцию. Автобус до Менгена отправлялся через шесть часов. Он купил билет и принялся ждать.

Под мерный рокот двигателя Салим заснул. По крайней мере между этим городом и Менгеном не было пограничников и полицейских. А еще в этой стране он хотя бы мог разговаривать с людьми. Его голова билась о твердую спинку кресла на каждом ухабе дороги. Салиму снилось, что он едет в автобусе, а рядом сидят мадар-джан, Самира и Азиз. Все они ехали в Менген, спрятав под сиденьем сумку с драгоценностями и вещами.

Поездка в Менген оказалась дольше, чем ему помнилось, но сам городок с виду не изменился и выглядел гостеприимным. Салим увидел мечеть, возле которой подошел к Хакану в тот первый день. Это воспоминание грело душу.

Он прошел мимо магазинчика, в котором они с Кемалем шутки ради воровали сигареты и печенье. Хозяин стоял спиной к витрине, раскладывая на полках коробочки со сладостями. Салим засунул руки поглубже в карманы и не остановился.

Вечерело. Салим издалека увидел свет в окне Хакана и Синем. Ему хотелось броситься туда, но, чтобы не напугать хозяев, он зашагал медленнее, раздумывая, что им сказать. Дыхание его участилось, руки дрожали, когда он постучал в дверь.

Подошел Хакан. Едва узнав мальчика, он широко раскрыл глаза.

– Салим!

– Господин Йылмаз, – начал Салим, – мне больше некуда пойти…

– Входи, входи! – Хакан выглянул за дверь. – А где же?..

– Они не со мной, – просто ответил Салим.

Сжав губы, Хакан провел его на кухню и позвал Синем. Та, похоже, еще больше удивилась, увидев гостя, и обняла его. Салим закрыл глаза. Ему было приятно, что его тепло принимают, но он чувствовал себя таким грязным, что хотелось отстраниться. Синем принялась готовить чай и разогревать еду. Хакан и Салим сели за стол.

– Где твоя мама? И братик с сестричкой? С ними все в порядке?

– Не знаю. Надеюсь, что да, но не знаю. Может быть, они сели в поезд или остались в Греции ждать меня, а я пока не могу туда добраться.

Салим отвечал отрывисто и непонятно, а голос его был таким же надломленным, как и он сам. Хакан и Синем обеспокоенно переглянулись.

– Поешь, сынок. У тебя такой вид, словно ты много дней ничего не ел! – Синем по-матерински хлопотала вокруг него, а Хакан пытался понять, что случилось с семьей после отъезда из Менгена.

– Вы сели на пароход до Афин все вместе? Где вы остановились?

Салим слишком измучился, чтобы выбирать, что можно им говорить, а что – нет. Он рассказал о первой гостинице, а потом об афганцах, которых встретил в сквере Аттики. О том, как они решили съехать из гостиницы, чтобы сэкономить деньги на дорогу. О холодных ночах, которые провели на детской площадке.

Синем сжалась от ужаса, узнав, что Ферейба с детьми ночевала под дождем. А Салим продолжал. Он рассказал о второй гостинице. О купленных билетах. О ломбарде и полиции. У него начал срываться голос, и Синем накрыла его руку своей. Греческая полиция. Турецкая полиция. А потом единственное место, которое пришло ему в голову, – дом семьи Йылмаз в Менгене. В тот миг Хакан и Синем почему-то казались Салиму более близкими людьми, чем родные дяди и тети. Если бы мадар-джан знала, что он с ними, это принесло бы ей облегчение.

Хакан откинулся на спинку стула. Как родители, они подумали о том же. Можно было рассказать Ферейбе обо всем, лишь позвонив в гостиницу, но Салим не знал номера.