Кость войны - Антон Корнилов

Никакой просительной интонации в голосе стражника не было и в помине. Договорив, он заложил руки за спину и отступил на шаг в сторону. Может быть, чтобы не мешать слушателям полнее осмыслить сказанное им, а может быть, чтобы открыть панораму выстроенных в порту колонн.

На краснобородого Ушаама жалко было смотреть. Взгляд купца блуждал по лицам моряков – те отворачивались, сжимаясь в кольцо вокруг своего капитана, тоже растерянного и побледневшего. Рабы теснились к трюму. Воины-охранники как бы невзначай отступали подальше к бортам, перешептываясь между собой.

Берт покрутил головой. Колонны стражников стояли не двигаясь. Чуть поодаль, на невысоких стенах припортового форта, торчали освещенные светом костров огненные катапульты.

– А там… – проследив за его взглядом, пискнул Самуэль, – вон, там, через два корабля… на воде черное пятно и головешки плавают… И гарью тянет. Гарь я всегда почувствую…

Берт минуту помедлил, осознавая действительность.

– Понятно, – сказал он. – Тот, кто не друг Руиму, становится его врагом. А врагов жалеть не принято…

– Я, господин… – облизнув пересохшие губы, проговорил, наконец, Ушаам. – Я хотел бы, господин, поговорить с вами один на один. Один на один… хотел бы с вами поговорить…

Старшина с готовностью кивнул и первым сбежал по трапу вниз. Ушаам, дергая себя за бороду, переваливаясь с ноги на ногу, последовал за ним.

– Выкрутится, жирная скотина, – довольно громко проговорил капитан. – Откупится.

Он махнул своим матросам:

– Эй! Ну-ка сюда идите, ко мне… Выворачивайте кошельки, скинемся, что у кого есть… Что же это такое с герцогиней случилось? Война… С кем воевать? Что она, с ума, что ли, сошла?..

Обратно Ушаам взбежал по трапу запыхавшийся, но вполне счастливый. По лицу его струился пот, с крашеной бороды падали крупные красные капли.

– А ну поворачивайся! – заорал он на рабов. – Тюки в порт! Господин старшина городской стражи милостиво разрешил нам переночевать в трюме, а наутро отправиться восвояси… Уважаемый! – кинулся он к подошедшему капитану. – На пару слов, уважаемый!

Капитан согласно качнул седой шевелюрой и без лишних слов вытащил из-за пояса увесистый кошель…

Прошло два часа. Тьма повисла над непроницаемо-безмолвным Руимом. Потрескивали багровыми искрами затухающие костры. Свалив последний тюк в кучу, Берт обессиленно присел рядом. Тут же ему в бок ткнулся совершенно вымотанный Самуэль. На судне Ушаама было тихо. Моряки и охранники спрятались в трюмы, очевидно, боясь лишний раз попадаться на глаза руимской страже. И самого Ушаама видно не было. Старшина городской стражи, покачивая пышным султаном, деловито и привычно ощупывал угрюмо-настороженных рабов. Наиболее на вид сильных и здоровых направлял направо – под охрану, состоящую из пятерых стражников, для пущей убедительности обнаживших мечи. Прочих пинками откидывал налево, где стражников было всего трое.

«И рабы пошли в счет выкупа», – невнимательно подумал Берт.

– Хозяин! – тонко позвал Самуэль. – Пойдемте быстрее на корабль, хозяин! А то трап поднимают. Как бы без нас не уплыли.

Берт встал. Трап действительно поднимали.

– Погодите! – крикнул он, пытаясь ухватиться за нижний край сбитых вместе досок.

Над бортом внезапно появилась красная борода Ушаама.

– Куда собрались?! – захохотал он. – Мы как договаривались? Только пристанем к Руиму, вы поступаете в полное мое распоряжение! Так или не так? Слушай первый и единственный мой приказ: не рыпаться!

Краснобородый исчез, но через мгновение вынырнул снова.

– Буду я еще за вас платить, дармоедов! – прокричал он и скрылся уже насовсем.

Сзади кто-то схватил Берта за плечо. Ловец, резко дернувшись, вывернулся и, сжав кулаки, обернулся. Старшина городской стражи Руима отшатнулся, выхватывая меч.

– Ух, какой прыткий, – поднял он брови. – Давай направо… Мечником будешь.

Берт не успел даже возразить. Двое, подняв клинки, пошли на него. А старшина, сразу потеряв интерес к Берту, взял за шиворот Самуэля.

– Надо же, какой паршивый, – задумчиво проговорил он. – Просто на загляденье паршивый. Не заразный?

– Это ожоги… – пискнул Самуэль.

– С арбалетом умеешь обращаться?

– Д-да…

– Тогда – налево! Встать в строй, пока пинком не угостил!

Мысли ее путаются, путаются…

Она подходит к узкому окну и смотрит на свой город. Кутает в меховую мантию бледные руки. Тьма неслышными волнами колышется над городом. Ни огней, не разноцветных искр фейерверков, ни веселого шума в ее городе – только Тьма. Да ведь уже давно утро! Но почему Тьма не отступает? Почему солнце не поднимается на небосвод?

Светильники мерцают робким пламенем. Как мало света они дают. Зажечь бы факелы…

При этой мысли герцогиня вздрагивает. Нет. Возрожденный не любит яркого света…

Возрожденный!

Что же это она?! Возрожденный ведь с минуты на минуту должен быть здесь!

Она срывается с места, снимает со стены светильник и с ним в руке подбегает к отполированной четырехугольной железной пластине, стоящей в углу в массивной деревянной раме. Подсвечивая, внимательно оглядывает свое отражение. На тусклую поверхность пластины выплывает длинное белое лицо с тонкими, очень хрупкими чертами. Только глаза на этом лице неожиданно тяжелые, темные, большие. Белые, почти бесцветные волосы уложены в высокую прическу, напоминающую фантастическую башню. Герцогиня знает, что очень красива. Но, вглядываясь в свое отражение, она сейчас не думает об этом. Она берет со столика под пластиной уголек в серебряном наперстке и густо чернит себе веки.

Так нравится Возрожденному.

Затем черной жирной глянцевитой мазью проводит по губам – и губы словно проваливаются. Еще минуту герцогиня смотрит на свое отражение. Очень хорошо. Возрожденный это одобрит. Лицо пудрить не нужно, оно и без того бледно.

Она возвращается к окну. Тьма за окном. Только на востоке чуть посерело небо. Герцогиня вдруг вздрагивает от далекого чугунного грома.

Это бьют часы на городской башне. Один раз. Два… Часы бьют двенадцать раз. Двенадцать? Уже полдень.

На востоке над зубцами городской стены все растекается серизна, растворяя мглу. Это не очень-то похоже на рассвет, но тем не менее это знак перехода от длинной и непроглядной ночи к короткому и тусклому дню. А еще недавно солнце над Руимом светило ослепляюще жарко, и ночи были недолгими, и совсем не такими глухими: огни фейерверков разбивали сумрак на антрацитовые сверкающие осколки…

Герцогиня невольно улыбается, припомнив былое время…