Преодоление - Сергей Садов

Я не дергалась, только смотрела вокруг. Видно мое поведение было очень нетипичным, поскольку эти двое, державших меня, смотрели с явным недоумением. Никаких криков, просьб, слез.

А вот и эктипос. Лицо закутано платком, на голове широкополая шляпа, видны только глаза, да и то не разглядеть толком — в тени. Одежда свободная и удобная для путешествий, но также ничем не примечательная. Принял меры, чтобы опознать его было невозможно.

Наши взгляды встретились.

— Скажите, вас совесть не мучает? Вы по ночам хорошо спите?

Кажется, такое действительно было впервые. Державшие даже отпустили меня от неожиданности. Но я не попыталась ни бежать, ни закрыть плечо. Эктипос вздрогнул.

— Таким как вы, бродягам, нет места в обществе, — буркнул он. Голос хриплый. Или человек слегка простуженный или раньше болел. Но вот чего я не ожидала, так это что он снизойдет до ответа. Растерялся, видно.

— Если вы считаете это правильным, почему прячете лицо? Стесняетесь своих добрых дел?

На этот раз эктипос отвечать не стал. Понял, что и первый ответ был ошибкой. Просто вытащил из мешка небольшой камешек и вставил его в ручку маленького жезла, который крутил в руке. Я сначала приняла его за печать… мда, а ведь это она и есть, только магическая, а камень — артефакт. Вот интересно, а он знает, что печать передает и слепок ауры того, кто ее ставит? Любой маг сможет узнать, если понадобится, кто ее поставил. Можешь прятать лицо, но мне оно не нужно. Едва твоя штука прикоснется к моему плечу и ты уже никогда не спрячешься от меня.

Тут мне пришла в голову другая мысль: ведь на человека нельзя ставить две печати, а на мне уже печать Интерфекторов… Чуть не испугалась, но быстро сообразила, что сравнивать рабское клеймо и печать магического дома глупо. Две печати нельзя ставить только потому, что каждая начинает изменять человека по той программе, что заложена в ней. А поскольку печати двух домов имеют… гм… разные программы, то на человеке это сказывается далеко не лучшим образом. Рабское же клеймо обычный рисунок, только магический, со слепком ауры, чтобы клейменного можно было обнаружить на расстоянии.

Печать коснулась моего плеча, и я с трудом удержалась от крика. Не от боли, от неожиданности, это было похоже, будто ущипнул кто. Скосила глаза: на плече красовалось изображение двух колец, соединенных цепочкой. Да уж, символичней некуда.

Я поправила рубашку и встала, глянула на эктипоса. Хотела сказать что‑то типа «я все равно найду тебя» или «тебе все равно не спрятаться», но быстро сообразила, как это глупо будет выглядеть.

Меня подтолкнули к другим невольникам, уже заклейменным и теперь сидящим под большим дубом под присмотром пары солдат. Кажется, здесь даже больше людей, чем поймали. Видно и рабы из каравана здесь, непонятно по какому признаку отобранные. Я просеменила к ним и села рядом с невысоким пожилым мужчиной с грустными глазами. Он смотрел куда‑то вдаль, ни на что не обращая внимания, но когда я села рядом, обернулся и оглядел с головы до ног.

— Позволь.

— Что?

Он вдруг взял меня за руку, а потом резко дернул за рукав, отрывая его от рубашки.

— Эй…

— Поверь мне, — тихонько проговорил он. Я глянула на него, на его чуть жалостливую улыбку и не стала дергаться, когда он поднял острый камешек и резким движением распорол рукав, снимая его у меня с руки, а потом еще разорвал его пополам вдоль, сделав две полосы из ткани. Тоже самое проделал и с другим рукавом.

Я покосилась на солдат, но те оставались безучастными, словно их это не касалось. А мужчина, тем временем взял одну полосу, нагнулся к моей ноге и стал аккуратно обматывать ее вокруг кольца на моей ноге, делая своеобразную подушку между металлом и щиколоткой. Только сейчас я заметила, что многие рабы сделали точно так же.

— Поверь мне, — тихонько проговорил он, продолжая работу, — без рукавов на рубашке тебе будет намного удобнее, чем без этого.

Возможно… только вот рабское клеймо теперь видно всем, но, кажется, этот человек знает, что делает. А клеймо… его все равно не спрячешь есть рукава или нет.

Замотав одним рукавом кольцо, он перешел ко второму. Как раз в этот момент из кузницы выволокли сопротивляющегося из всех сил Паука. Хотя как сопротивляющегося? Надсмотрщик даже не морщился, просто тащил его за собой, мало обращая внимания на все его попытки вырваться. Толкнул на табурет. И вот тут Паук, увидев клеймо в руках эктипоса, завыл, задергался. Кажется, даже на колени попытался упасть. Ни на его крики, ни на мольбу не обратили внимание. Несколько секунд и еще одним рабом стало больше. Воющего мальчишку приволокли к нам и бросили под дерево. Из рабов не шевельнулся никто. Я посмотрела на заканчивающего работу мужчину, покачал ногой, где кольцо было уже обмотано тряпкой.

— У вас большой опыт, я смотрю.

— Я уже десять лет как раб, — голос тихий и спокойный. Ага, я права, тут не только свежепойманные.

И что на это ответить? Ничего. Дождалась, когда он закончит со второй ногой, я поблагодарила его и подошла к Пауку, села перед ним и обняла. Его всхлипы постепенно затихли и он успокоился.

— Обещаю, мы что‑нибудь придумаем, — прошептала я ему. — Мы не будем рабами.

Не помню, что там еще говорила. Успокаивала, даже что‑то напела ему. Могла бы вспомнить, если бы захотела, но не буду, не уверена, что хочу вспоминать ту чушь, что наплела ему.

— Оптимист, как всегда, — наконец услышала я тихий голос друга. Друга? Давно ли? — И хватит обниматься, как девчонка, ей богу.

«Ой, дурак!», хотелось крикнуть. Какой же дурак! Вовремя язык прикусила. Отодвинулась и продемонстрировала ему ногу.

— Видишь? Сделай так же. — Потом покосился на дыры на его рукавах. — Если не хватит их, то от штанины немного оторви. Опытные люди говорят, что так будет лучше.

— Это рабы, что ли?

Что‑то не нравятся мне эти нотки презрения в его голосе.

— А сам‑то ты кто?

Паук мигом заткнулся и помрачнел, но рукава отрывать начал. Я отыскала подходящий камешек и стала распарывать его рукав пополам, когда Паук закончил.

— Давай помогу, тебе неудобно. — Я взяла одну полосу и стала обматывать кольцо ему.

— Слушай, а почему ты мне помогаешь?

Я подняла голову, обернулась.

— Вон тот человек помог мне. Я помогаю тебе. Ты потом поможешь мне или еще кому. Тебе не кажется, что наше положение и так не очень хорошее, чтобы еще держаться каждый себя?

Паук улыбнулся сквозь слезы.

— Ты словно не от мира сего.

— А может как раз от того мира, от которого нужно?

— Вряд ли. Такие долго не живут. Слышал я одного проповедника, который говорил, что людям надо держаться вместе, что и магов, мол достаточно, чтобы еще и между собой враждовать.