Мы вас построим - Филип Киндред Дик

– Розен, я собираюсь испробовать вас в групповой терапии, это должно усилить эффект того, что мы делаем. Вы понимаете, в чем заключается групповая терапия? Вам надлежит выйти со своими проблемами в общество ваших товарищей, обсудить их с другими больными… вы будете слушать, как они обсуждают вас. Это поможет вам уяснить причины отклонений в вашем мышлении. Не волнуйтесь, все будет происходить в неформальной, дружелюбной атмосфере. И безусловно, окажется чрезвычайно полезно для вас.

– Отлично. – На самом деле я давно уже ощущал одиночество здесь, в клинике.

– У вас есть возражения против того, чтоб группа обсуждала данные ваших фуговых переживаний?

– Господи, нет, конечно. С чего бы?

– Материалы наших экспериментов будут записываться на окисную пленку и заранее предоставляться группе перед каждым занятием. Вы ведь были предупреждены, что мы записываем ваши фуги для аналитических целей? С вашего разрешения мы используем эти данные на наших групповых сессиях.

– Безусловно, я даю такое разрешение, – сказал я. – Я не возражаю, чтобы мои товарищи ознакомились с содержанием моих фантазий, особенно если они смогут помочь мне.

– Думаю, в целом мире не найти людей, которые бы больше стремились к этому, – заверил меня доктор Шедд.

После этого последовала положенная инъекция галлюциногена, и я снова соскользнул в очередную, строго контролируемую фугу.

Я сидел за рулем своего «шевроле», в плотном потоке машин возвращаясь домой в конце трудового дня. Голос по радио объявил о пробке где-то впереди на дороге.

– Беспорядок, смятение или хаос, – вещал он. – Я буду сопровождать вас повсюду.

– Спасибо, – громко поблагодарил я.

На соседнем сиденье Прис резко пошевелилась и сказала с раздражением:

– Ты всегда разговариваешь с радио? Это плохой признак. Я всегда подозревала, что твое психическое здоровье оставляет желать лучшего.

– Прис, – смиренно произнес я. – Что бы ты ни говорила, я все равно знаю: ты любишь меня. Разве ты не помнишь, как мы были с тобою вместе в Сиэтле, в квартире Колин Нилд?

– Нет.

– Ты забыла, как мы занимались любовью?

– Ох. – В голосе ее слышалось отвращение.

– Я знаю: ты любишь меня, независимо от того, что говоришь.

– Если ты собираешься продолжать в том же духе, то я лучше выйду прямо сейчас, на дороге. Меня тошнит от тебя.

– Прис, – спросил я, помолчав, – а почему мы едем вот так, вместе. Мы что, едем домой? Мы женаты?

– О боже! – простонала она.

– Ответь мне, – попросил я, не отрывая глаз от грузовика передо мной.

Но Прис не ответила. Она скорчила гримаску и отодвинулась как можно дальше к двери.

– Мы женаты, – повторил я. – Я точно знаю.

Когда я вышел из своей фуги, доктор Шедд выглядел явно довольным.

– У вас наблюдается тенденция к прогрессу. Мне очень понравилось, что ваше регрессивное либидо несется вперед на машине, думаю, тут можно говорить об эффективном процессе внешнего очищения. – Он ободряюще похлопал меня по спине, как это раньше делал мой партнер Мори Рок.

Во время следующей моей контролируемой фуги Прис выглядела гораздо старше.

Стоял поздний вечер. Мы с ней медленно прогуливались по крупной железнодорожной станции в Шайенне, штат Вайоминг. Прошли под сабвеем, по которому мчались грузовики, поднялись наверх на другой стороне и молча постояли. Я подумал, что ее лицо стало как-то более зрелым, что ли, как будто она повзрослела.

Прис определенно изменилась: слегка поправилась и стала заметно спокойнее.

– Скажи, – спросил я, – сколько мы уже женаты?

– А ты не знаешь?

– Так значит, мы все же женаты?

– Конечно, глупый. Неужто мы в грехе живем? Да что с тобой, в конце концов? Амнезия приключилась?

– Давай пойдем в тот бар, что мы видели напротив станции, там, кажется, весело.

– Пошли, – согласилась Прис и, когда мы снова начали спускаться, проговорила: – Хорошо, что ты увел меня с тех пустых путей, они меня расстраивают. Знаешь, о чем я начала думать? Каково это: стоять и смотреть на приближающийся поезд, а затем, в последний момент, взять и упасть под него? Что почувствуешь, когда он проедет по тебе, разрежет пополам? Я думала: может, это хорошо – вот так покончить со всем? Просто упасть вперед, как будто заснуть…

– Не говори так, – попросил я и обнял Прис за плечи. Она была застывшая и неподатливая, как раньше.

Когда доктор Шедд вывел меня из этой фуги, он выглядел крайне озабоченным.

– Мне не очень нравятся нездоровые элементы, возникающие в вашей духовной проекции, – сказал он. – Хотя подобного следовало ожидать – мы все-таки еще далеки от конца курса. В нашей следующей попытке, пятнадцатой фуге…

– Пятнадцатой! – воскликнул я. – Вы хотите сказать, что это была четырнадцатая по счету?

– Вы здесь уже больше месяца, мой друг. Не удивляйтесь, что порой ваши эпизоды смешиваются, это нормально. Просто с некоторых пор прогресс замедлился, некоторые материалы повторяются. Но вы не волнуйтесь, мистер Розен.

– Хорошо, доктор, – мрачно ответил я.

Во время последующей попытки – хотя теперь я уже не был уверен, что это последующая попытка, все перепуталось у меня в сознании – я снова сидел с Прис на скамейке в оклендском парке Джека Лондона. Голуби все также расхаживали у нас под ногами, но Прис не кормила их, а просто сидела, сложив руки на коленях и глядя в землю.

Она была тихой и печальной.

– В чем дело? – спросил я, пытаясь заглянуть ей в лицо. По ее щеке скатилась слеза.

– Ни в чем, Луис, – ответила Прис. Она достала из сумочки платок, вытерла слезы, затем высморкалась. – Просто как-то пусто и уныло, вот и все. Возможно, я беременна. Задержка уже целую неделю.

Во мне поднялась буря восторга. Я схватил ее в объятия, поцеловал в холодные, сжатые губы.

– Это самая лучшая новость в моей жизни!

Прис подняла на меня свои серые грустные глаза.

– Хорошо, что тебя это так радует, Луис. – С легкой улыбкой она похлопала меня по руке.

Теперь я и сам видел изменения в ней. Вокруг глаз обозначились заметные морщинки, придававшие ей усталый и мрачный вид. Сколько времени прошло? Сколько раз мы были с ней вместе? Дюжину? Сотню? Я не мог точно сказать. С моим временем происходила странная штука, оно не текло вперед плавным потоком, а двигалось какими-то рывками, то замирая на месте, то снова возобновляя свой бег. Я тоже чувствовал себя старше и куда безрадостнее, чем прежде. Но тем не менее это была радостная весть. Вернувшись в кабинет клиники, я поведал доктору Шедду о беременности Прис, и он разделил мою радость.

– Видите, Розен, – сказал он, – ваши фуги демонстрируют бо́льшую зрелость, бо́льшую связь с реальной жизнью. В конечном итоге эта зрелость будет соответствовать вашему действительному хронологическому возрасту, и таким образом вы избавитесь от болезни.

Вниз я шел в радостном расположении духа в ожидании встречи с другими пациентами – участниками групповых сессий. Я готовился выслушать их вопросы и объяснения, имеющие отношение к этому новому для меня и важному этапу лечения. У меня не возникало ни малейших сомнений, что, когда они прочтут запись сегодняшнего сеанса, они сделают очень ценные замечания.

В следующей пятидесятисекундной фуге мне привиделась Прис и наш ребенок – мальчик с глазами, серыми как у Прис, и моими волосами. Мы находились в гостиной. Прис сидела в удобном, глубоком кресле и кормила нашего сына из бутылочки, этот процесс полностью поглощал ее внимание. Сидя напротив, я глядел на них и чувствовал, что все горести и тревоги наконец-таки покинули меня. Я был