Живые книги - Мила Иванцова

— Как поживает ваша кошка? — неожиданно сменил он тему разговора. — Вы согласовали с ней рацион?

— К счастью, она не переборчива, — улыбнулась женщина.

— А как вы ее назвали?

— Я не называла. Она пришла с именем.

— У нее в кармане был паспорт? — рассмеялся Виктор. Амалии понравился его смех и умение с юмором относиться к жизни, ей бы так.

— Нет, ее представила соседка, чей балкон рядом с моим. Они были знакомы раньше. — На душе у Амалии будто рассвело — и при мысли о бедной брошенной хозяевами Сильве, которая нашла свой дом и сумела снова поселиться в нем, и о неравнодушной соседке, и оттого, что неожиданно появился в ее жизни этот странный человек, которому бы следовало ныть, жаловаться, ругать нашу медицину и правительство, а он шутит…

— Вы очень благородно поступили, позволив Сильве снова жить в ее квартире, — сказал он серьезно.

— Вы думаете? — остановилась от удивления Амалия. — Собственно, меня никто не спрашивал. Иногда мне кажется, что это я живу у нее, а не наоборот.

— О, это уже напоминает историю, которую вы могли бы рассказать в кафе, если бы записались не в картотеку Читателей, а в другую!

Она промолчала. Задумалась, хотела бы или смогла бы она сама отделить от своей жизни какую-то частицу и угостить ею незнакомого человека, взамен получив кофе и десерт. И не нашла ответа на этот вопрос.

Она снова вышла из такси возле своего подъезда. Он опять поцеловал ее руку и уехал дальше, не договариваясь о следующей встрече, хоть и волновался за ту Амалию, в которую превратится эта, когда переступит порог Сильвиной квартиры. Но именно наличие там кошки увеличивало вероятность того, что Амалия удержится.

Ночью он снова писал свой давно заброшенный роман, но теперь в нем все пошло иначе, совсем не так, как он планировал ранее.

К вечеру Женька так устала, что готова была заснуть, сидя на рабочем месте, стоя у шкафчика с чистыми полотенцами, которые приготовила на завтра, или «выключиться» прямо на ходу, по дороге домой. Однако она постоянно держала в памяти, что обещала навестить Ольгу Яковлевну вечером, ведь утром ей снова к восьми на работу. Но не пойдешь же с пустыми руками! Едва она свернула в супермаркет, как мобильный заиграл «мамину» мелодию.

Сюрприз удался! Мама сообщила, что приготовила передачку для пока не знакомой квартирной хозяйки: баночку супчика, несколько котлеток, винегретик, все домашнее, свежее, полезное. Осталось только забрать пакет и завезти в больницу. И даже предлагала ангажировать для этого Жору, но Женька поблагодарила и быстренько придумала другой ход. И вот вскоре Илья уже крутанулся на скутере от старого Женькиного жилища к новому, а затем они вместе снова отправились в больницу.

— Это хорошо, что не на левый берег ее завезли и вчера дежурила именно наша больница! — констатировала Женька у центрального входа.

— Я подожду здесь, ты недолго? — спросил Илья и поставил скутер неподалеку от скамейки.

— Думаю, что недолго. Скажу пару слов, оставлю «тормозок» и бегом назад. Я уже с ног валюсь, честно говоря.

— О кей. Жду.

Женька поднялась на лифте в отделение, двинулась вперед по длинному коридору, но краем глаза заметила какое-то напряжение в лицах медсестер на посту. Она еще не дошла метров пять до палаты, как дверь ее широко распахнулась. Сначала выехала каталка с человеком, накрытым белой простыней. Потом появилась упитанная санитарка, толкавшая перед собой этот транспорт. И только встретившись с ней взглядами, Женька снова покосилась на каталку и осознала, что тело было накрыто простыней с головой.

Она прижалась к стене и замерла. Пакет с едой вдруг стал очень тяжелым и будто тянул руку девушки и ее саму вниз. Она уперлась пятками в пол, лопатками в стену и застыла. Каталка, как во сне, проехала мимо нее к выходу из отделения. Никто не произнес ни слова.

Женька стояла и не решалась зайти в палату. Ей было страшно. Там сыграла рулетка жизни и смерти. Шанс был один к восьми… Девушка вцепилась обеими руками в передачу, закрыла глаза и вся превратилась в слух. Больше всего сейчас она хотела услышать из-за двери голос Ольги Яковлевны или еще как-то узнать, что та жива. Ведь иного положения вещей девушка в свои двадцать лет просто не могла и не хотела допустить.

Ее привела в чувство медсестра, которая деловым шагом прошла мимо в палату, держа в руках тонометр. Женька снова посмотрела в сторону выхода, где уже скрылась за стеклянной дверью страшная каталка, опустила вниз свободную руку и украдкой скрутила кукиш. Повторила про себя: «Нет! Нет! Нет!» — и двинулась вслед за медсестрой.

Еще сегодня утром она и подумать не могла, что будет настолько рада видеть Ольгу Яковлевну вечером, хотя та и лежала бледная и взволнованная.

Совсем рядом — пустая кровать у окна.

Полосатый матрас в старых пятнах.

Тощая подушка сдвинута в угол.

Откинуто застиранное одеяло.

На тумбочке дешевые очки и чашка.

Под кроватью разбросанные тапочки.

В проходе одинокий носок.

Тишина в палате.

Запах корвалола. Измерение давления.

Они сидели на небольшой кухне и ужинали мамиными котлетами и квашеной капустой Ольги Яковлевны. Котлет было дано предусмотрительно «на два дома».

Илья выставил на стол маленькую двухсотграммовую бутылочку «вискаря», которую ему когда-то презентовали на одной свадьбе «как сувенир». К чему на свадьбе было виски, почему эта бутылка должна была достаться фотографу, он так и не понял, но держал ее на память, а сегодня прихватил с собой, когда Женька позвонила вечером и попросила «хелпа». Думал подарить ей «приз за человечность». Он хорошо помнил, как все семейство переживало, когда случилась беда с бабушкой. И понимал, что далеко не каждый стал бы так же хлопотать ради чужого человека.

И, что греха таить, он надеялся, что Женька снова позволит ему остаться, если уж строгой хозяйки нет дома, и снова они, уставшие и счастливые, будут безумствовать на продавленном диване, как в последний раз, и снова заснут, не размыкая объятий.

Собственно, так оно и случилось. Почти как вчера. С той разницей, что они еще разделили на двоих свадебный сувенир и девушку после пары глотков «понесло» — она плакала и говорила, говорила… Рассказывала, как испугалась там, в коридоре больницы, рассказывала, как хоронили ее бабушку, а она, маленькая, потом ходила с игрушечной лопаткой и искала ее, потому что не верила, что человека можно вот так просто зачем-то закопать в землю, как нашептал ей соседский мальчик.

Женька плакала, вытирала слезы то кулаками, то пальцами с хорошим маникюром, а Илья то держал ее за руку, то сцеловывал те соленые ручейки со щек, прижимал ее к себе и, как маленькой, повторял: «Ч-ч-ч!»

Наконец она притихла, устало зевнула, глаза ее невольно закрылись, но она еще смогла прошептать: