Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби - Бен Макинтайр

Операция «Кларет» шла по накатанному пути, из чего следовало, что никто из начальства не уделял ей должного внимания. Майкл Уильямс, сотрудник Форин-офиса, недавно назначенный приглядывать за МИ-6, получил перечень возможных операций, приуроченных к советскому визиту. «Рискованные операции приведены в начале, а безопасные в конце списка», — получил он устное пояснение. В то утро голова Уильямса была занята другим в связи со смертью отца. Вскоре он вернул доклад без комментариев. МИ-6 посчитала это молчаливым одобрением со стороны Форин-офиса; Уильямс посчитал, что начальство повыше уже дало «зеленый свет»; Адмиралтейство посчитало, что ответственность лежит на МИ-6, поскольку она проводит операцию; в МИ-6 посчитали, что всем руководит Адмиралтейство, так как оно затребовало информацию. Ну а премьер-министр посчитал, что отечественные шпионы ничего не предпринимают, как им и было велено.

Еще в сентябре, когда впервые обсуждался визит Хрущева, Энтони Иден выразился категорично: «Это наши гости, и чего бы мы от них ни ожидали, мы не должны предпринимать действий, чреватых малейшим риском обнаружения». Иден разделял макмиллановскую неприязнь к шпионству и не желал, чтобы из-за авантюр МИ-6 пострадала тонкая материя международной дипломатии. Когда Эллиотта позже спросили, кто и в каком статусе отдал непосредственную команду о начале операции, он пожал плечами, и его ответ прозвучал весьма красноречиво: «У нас нет субординации. Мы работаем по клубному принципу».

За неделю до приезда советской делегации Энтони Иден, узнав, что разрабатываются планы подводного обследования «Орджоникидзе», повел себя еще решительнее. «Прошу прощения, но в данном случае мы не можем себе позволить ничего подобного», — написал он в официальной записке. Впоследствии Эллиотт будет стоять на том, что «операцию запустили после письменного заверения о заинтересованности морского ведомства и общего понимания, что правительство дало добро». Либо он не знал про вето премьер-министра, либо, что более вероятно, его проигнорировал.

В это время Ким Филби находился в Ирландии. Вскоре после его триумфальной пресс-конференции Уильям Аллен, хороший приятель, когда-то работавший советником по делам прессы в британском посольстве в Турции, предложил ему написать книгу о столетней истории семейной фирмы «Дэвид Аллен и сыновья», крупной типографии, выпускавшей в числе прочего плакаты. Аллен был выпускником Итона, и можно предположить, что этот «рабочий праздник» был устроен с легкой руки Эллиотта. Аллен симпатизировал фашистам и был близким другом Освальда Мосли, то есть его с гостем [его] в политическом смысле разделяла пропасть. Но это Филби не остановило, и он прожил несколько месяцев за хозяйский счет в родовом доме Аллена в графстве Уотерфорд, излагая скучные типографские подробности. В Англию он вернулся как раз к началу операции «Кларет». Филби хорошо знал «Крэбби». Будучи главой иберийского филиала Пятого отдела, он был связан с военными операциями Крэбба в Гибралтаре. Эллиотт вряд ли мог удержаться от искушения рассказать Филби, как он вернул в строй знаменитого подводника, их старого товарища по оружию, чтобы тот проведал под водой советскую делегацию.

За день до прибытия советской мини-флотилии Бастер Крэбб и Тед Дэвис приехали поездом в Портсмут и заселились в отель «Салли Порт». Дэвис, не слишком напрягая воображение, зарегистрировался как Смит, правда, с добавлением «связан с Форин-офисом»; Крэбб записался в регистрационном журнале под собственным именем. После чего связался с приятелем, лейтенантом Джорджем Франклином, инструктором по дайвингу на «Верноне», тренировочном корабле Королевских военно-морских сил, и тот согласился неофициально помочь ему с погружением и предоставить дополнительную оснастку. На следующий день Крэбб наблюдал в мощный бинокль, как советские военные суда входят в порт. А потом он загулял. У Крэбба в Портсмуте было много друзей, и все жаждали его угостить. В пабе во время затянувшейся попойки Крэбб хвастался, что ему заплатили шестьдесят гиней за то, чтобы он «заглянул русским под киль». В ночь перед погружением Крэбб выпил пять порций двойного виски и «догнался» таким же количеством пива.

На следующее утро Франклин помог ему влезть в двухсекционный гидрокостюм «Пирелли», купленный у Хайнке в Чичестере, подал ласты и отрегулировал клапан на кислородном баллоне. Двое полицейских в форме сопроводили их через док и вниз по Королевской лестнице. Франклин сел на весла, а Крэбб курил на корме. Около 7 утра он последний раз проверил снаряжение и выбросился спиной через планшир с легким всплеском, оставив дорожку пузырьков в мутной воде. Двадцатью минутами позже он неожиданно вынырнул и на сбивчивом дыхании попросил Франклина добавить «еще фунт отягощений». После чего скрылся окончательно.

На борту «Орджоникидзе» его уже ждала советская команда.

Последующие события сделались предметом спекуляций, оригинальных трактовок и фантастических измышлений.

В 2007 году семидесятилетний моряк-пенсионер Эдуард Кольцов сделал признание. Он утверждал, что как боевой подводник прошел спецподготовку в советских морских частях, а конкретно в команде под названием «Барракуда». В пятьдесят шестом ему было двадцать два года, и он находился на борту «Орджоникидзе». Ранним утром девятнадцатого апреля он получил приказ совершить погружение и охранять корабль от возможных вражеских аквалангистов. Около восьми утра в районе кормы по правому борту он заметил подводника с магнитной миной в руках, как ему показалось. Аквалангист был такого маленького роста, что Кольцов принял его за подростка. Подплыв сзади и полагая, что судну грозит опасность, Кольцов, по его словам, достал нож и перерезал аквалангисту сначала дыхательную трубку, а затем горло. Мертвое тело пошло на дно. Кольцов утверждал, что за это он был награжден медалью, и даже продемонстрировал нож, которым он якобы убил Лайонела Крэбба.

Утверждения Кольцова не более и не менее правдоподобны, чем десятки других теорий вокруг странной истории коммандера Крэбба, истории, обросшей столькими мифами, что правду мы уже никогда не узнаем. Но в одном моменте рассказа Кольцова явственно звучит нотка подлинности: «Утечка информации от британского шпиона означала, что он сидит в засаде». Сегодня практически ни у кого нет сомнений в том, что советская делегация была абсолютно готова к подводному визиту. Трое моряков видели, как аквалангист вынырнул между двух кораблей и снова ушел под воду. Больше Бастера Крэбба никто и никогда не видел.

Когда над портсмутской гаванью взошло солнце, а ушедший на задание так и не вернулся, Джордж Франклин с ужасом понял, что случилось непоправимое. Он пригреб обратно к лестнице и сообщил Теду Дэвису, что Крэбб пропал. В нормальной ситуации тотчас были бы посланы спасатели для прочесывания гавани в надежде обнаружить подводника еще живым, но это означало бы раскрыть карты перед советскими гостями. Дэвис понесся в отель «Салли Порт», быстро собрал вещички, свои и Крэбба, и поспешил назад в Лондон. Известие об исчезновении Крэбба подняло волну паники в высшем эшелоне британской разведки. «Полетят головы, — предсказал один офицер МИ-5, а затем прибег к метафоре из крикета, как это часто делают англичане в тревожные моменты: — Сейчас все побегут в павильон».

Началась классическая операция прикрытия: МИ-5, МИ-6 и морская разведка стакнулись, чтобы сокрыть правду от своих политических боссов, советской делегации и общественности. Была запущена официальная ложь о том, что Крэбба «специально привлекли для испытания подводного оборудования» и что он не вернулся после тестового погружения в бухте Соукс, примерно в трех милях от Портсмута; «предположительно он утонул». В отель «Салли Порт» отправили офицера полиции, чтобы он вырвал инкриминирующие страницы из журнала регистрации. Владельца отеля предупредили, что дело в высшей степени деликатное и ему следует держать рот на замке. Но Дик Уайт из МИ-5 чувствовал: запахло жареным. «Боюсь, что пар вот-вот выбьет крышку», — мрачно предрек он. Семья и друзья Крэбба встревожились не на шутку, репортеры активно пытались что-то разнюхать, а Советы уж постарались извлечь из этой ситуации максимальный дипломатический капитал.