Милый друг Натаниэл П. - Адель Уолдман

– Да.

Кристен, как понял Нейт, не одобряла романтических страданий женщин. Да, она была хороша, очень хороша, но сфера ее симпатий оставалась немножко ограниченной. Ей всегда недоставало воображения. Здравомыслящая, дисциплинированная, она позволяла себе только одну слабость: презрение к тем, кто не справлялся с организацией своей жизни так же компетентно – или дальновидно, – как она со своей. (У нее было немало бойфрендов, и каждый новый появлялся как раз перед тем, как она расставалась со старым; так продолжалось вплоть до Дэвида.)

Разобравшись, к своему удовольствию, с темой Ханны, Кристен переключилась на описание последних проделок Корки – с участием садового шланга и соседской горгульи. (Горгулья, да? Где они вообще обитают?) Слушая ее вполуха, Нейт пришел к выводу, что он, чисто теоретически, тоже не сочувствует судьбе Ханны. Просто безо всяких теорий ему было плохо.

Разговор закончился, и Нейт еще немного побродил по погрузившейся в сумерки квартире, не включая верхний свет, чтобы не нарушить установившуюся гармонию в настроении внешней реальности и внутренней. Он вспомнил первую ночь, которую провел здесь с Ханной. Они долго сидели, разговаривали. Трахались. Во второй раз часа в три или четыре. И снова говорили. Он начал целовать ее, потом навалился сверху. Он инициировал секс! Невероятно. Сил уже не осталось, но член не соглашался с доводами рассудка, который боялся, что ничего не получится, а если получится, то будет чем-то вроде обязаловки, работы. Но нет, вышло как надо, по-настоящему хорошо…

Нейт открыл холодильник и заглянул внутрь, слушая тихое шипение.

На металлической решетке лежал поникший пучок сельдерея, купленный Ханной. Она думала, что он, может быть, съест его с арахисовым или… нет, миндальным маслом. Ханна не понимала, что когда он проголодается, ему недостанет терпения почистить и порезать сельдерей. Но вот миндальное масло ему нравилось. Миндальное – лучше арахисового.

Нейт закрыл холодильник.

Вина не была единственным, что он чувствовал.

– Я всегда думал, что она… ну, как бы…

Нейт подался вперед:

– Да?

– Ну…

– Что?

– С причудами.

– С причудами?

Джейсон задумчиво наморщил лоб, а потом заговорил, медленно, с усилием, как будто решал сложную задачу: облекал в слова некие трудные для понимания, абстрактные идеи:

– Ты не пойми меня неправильно – Ханна мне нравится. Но вот тебя в паре с ней я представляю плохо. Вместе вы оба какие-то нервные. Например, когда она разговаривает с тобой, у нее даже голос становится чуточку визгливый. А еще – при тебе она как будто раздражительная. Не знаю. Просто мне это все кажется немного странным. По-моему, я даже не видел вас счастливыми вместе. Ты и не выглядел счастливым.

Они сидели у окна в баре, неподалеку от квартиры Джейсона.

– Но, может, это я?.. – сказал Нейт.

– Ты о чем?

– Может, я сам виноват в том, что несчастен. Может, я… не знаю… не очень-то и старался.

Джейсон откинулся на спинку стула и потер затылок, отчего волосы взъерошились и стали похожи на щетину.

– Говоришь, не очень-то и старался? Может, потому и не старался, что не был счастлив. Так ведь? Ты же не мазохист какой-то, – он сплел пальцы. – Нет, конечно. Ты не мазохист. И уж о своих интересах позаботиться умеешь.

Нейт пощипывал защитную пленку на подлокотнике. По стеклу равномерно стучал дождь. Он чувствовал, что должен защитить Ханну от Джейсона. (С причудами? Но ведь Ханна вроде нравилась Джейсону, нравилась по-настоящему.) Когда-то, очень давно, Джейсон сказал, что Ханна не его, Нейта, тип. Как это он тогда выразился? Что ему нравятся девушки, которые «юные и требуют внимания». Может, Джейсон и злорадствует теперь в душе – его предсказание сбылось.

Нейт предпочел бы поговорить с Аурит, но она улетела в Германию. После общения по телефону с Кристен он хотел было позвонить Питеру в Мэн, но потом подумал, что обзванивать всех знакомых, чтобы обсудить с ними свой разрыв с Ханной, как-то не очень по-мужски. Да и разговаривать с Питером на эту тему было бы нелегко. Питер, романтическая жизнь которого походила на высохшую пустыню, подходил к таким вещам со своей точки зрения. Он считал само собой разумеющимся заводить отношения с женщиной, если она клевая и симпатичная и ты ей нравишься. Питер и сам так поступил, однажды.

Сейчас же Нейту хотелось поскорее сменить тему, что ему и удалось, причем достаточно легко. Через пару минут Джейсон уже рассказывал о своем следующем эссе – о меритократии[72]– уверяя, что это будет хит.

Нейт положил руки на столик.

– То есть ты не оспариваешь тот факт, что она у нас уже есть, но утверждаешь, что меритократия плоха сама по себе?

Джейсон энергично закивал:

– Справедливость в меритократии есть всего лишь почитание исключительного таланта. Для всего неисключительного – а это, по определению, подавляющее большинство – меритократия представляет систему более жесткую, чем та, которую она сменяет…

– Чем рабство? Феодализм?

– На каждого Джуда Незаметного[73], – гнул свое Джейсон, – пойти в Оксфорд которому помешала наследственная классовая система, приходится тысяча других каменщиков, обделенных интеллектом Джуда. Меритократия хороша для парней вроде Джуда, имеющих талант. Другим она ничего хорошего не сулит.

– Подожди. Если твой Джуд пойдет в Оксфорд, чем это плохо для остальных каменщиков? Ситуация примерно та же, что и в случае с браками между гомосексуалистами, разрешение на которые никак не отражается на браках традиционных. Я к тому, что мне ни первый, ни второй не грозят.

– Проблема в том, что остальные выставляются тупицами. Еще бы! – Джейсон покачал головой. – Если каждый остается в том состоянии, в котором и появился на свет, то в этом нет ничего зазорного, но если во власти человека подняться, перейти в состояние более высокое, то неспособность сделать это становится персональным крахом.

– А, понятно, – облегченно протянул Нейт – пока они оставались в привычных рамках отвлеченной дискуссии, он чувствовал себя спокойно. – Знать свое место и мириться с ним – так лучше для всех, а особенно для бедных. Где-то я уже это слышал. Так говорили все апологеты аристократии. Королева Виктория, к примеру.

Джейсон шумно вздохнул:

– Разница – и это должно быть очевидно – между мной и каким-нибудь тугожопым тори состоит в том, что тори отрицает существование Джуда, отказывается признавать наличие сколь-либо значительного числа талантов в «низших сословиях». И даже если он признает их наличие, его отношение к такому таланту всегда враждебно. Взять хотя бы антисемитизм высшего общества…