Моя душа темнеет - Кирстен Уайт

– Как я мог о тебе забыть? – спросил Мурад у Лады тоном, балансирующим между злобой и весельем.

Раду выступил вперед, стряхнув с себя руку Лазаря, и рассмеялся, будто все это было лишь забавной дружеской игрой. Он сделал это как раз вовремя: все обернулись, посмотрели на него и не услышали, как зарычала Лада, из последних сил сдерживая смертоносную злобу.

Раду лучезарно улыбнулся и поклонился.

– Мой султан, жемчужина Анатолии, сосуд власти, избранный и любимый Богом, это такая честь! Заверяю вас, мы о вас никогда не забывали. – Он выпрямился, и великодушная улыбка осветила его лицо. – Простите мне мою наглость, но я перенял у янычар традицию считать вас отцом. И много лет ждал возможности вас поблагодарить.

Брови Мурада поднялись и спрятались под тюрбан.

– Поблагодарить меня?

– За то, что вы спасли нас. Дали нам образование, вывели из тьмы и – самое главное – привели нас к Господу.

– О чем ты говоришь? – выпалил Халил-паша.

– Несколько лет назад мы с сестрой перешли в ислам. В моей жизни эта религия стала величайшим источником света и радости. Без щедрости нашего отца, султана, я бы так и остался в тени. Разумеется, я говорю за нас обоих.

Лицо Лады побагровело от ярости. Раду улыбнулся ей и незаметно подмигнул. Если она сейчас все испортит, они оба погибнут.

Мурад повернулся к Ладе, и на протяжении одного жуткого мгновения она стояла молча и неподвижно. Затем, напрягая каждый мускул, утвердительно кивнула.

– Но что с их отцом? – Голос Хахил-паши напоминал голос капризного ребенка, готового впасть в истерику.

Раду улыбнулся.

– Вы не общались с ним с тех пор, как три года назад он совершил предательство?

Мурад покачал головой, все еще с настороженным выражением лица.

На этот раз Раду рассмеялся так громко, что его смех разлился по всему залу, демонстрируя всем присутствующим его радость.

– Значит, все это время он считал, что мы уже умерли! Какое подходящее наказание для столь коварного неверного! Надеюсь, каждый его день был агонией, а каждая ночь – мучением. Может быть, теперь вы сообщите ему, что мы живы, счастливы и хорошо устроены у нас дома? Представьте, как заноет его сердце. Сообщите ему о нашем обращении в ислам – и вы убьете его одним махом. – Раду радостно хлопнул в ладоши. – Простите. Я перегнул палку. Конечно, это ваше дело, Ваше Великолепие, как обращаться с этим мужчиной. Просто я так благодарен судьбе, что получил возможность поблагодарить вас лично за все, что вы нам дали. Моя жизнь наполнена вашей милостью и щедростью. – Он поклонился, на этот раз еще ниже, и с благоговением поднял глаза.

Мурад улыбался. Мехмед перехватил взгляд Раду, и Раду прочел в нем облегчение и благодарность. Смотреть на Ладу Раду не решался, боясь снова привлечь к ней всеобщее внимание. Это было его показательное выступление, и все должны были смотреть только на него.

Разыгрывать это представление было легко, ведь, несмотря на ненависть к Мураду, он считал эту страну своим домом. И он действительно обратился в ислам, свидетелем чему был мулла Гюрани. Благодаря исламу он приобрел дом, место, которому мог принадлежать, и мир – в тот момент, когда ничто не могло его дать.

Ну, почти ничто. Он отвел взгляд от Мехмеда. У него все еще оставался Бог.

Мурад задумчиво улыбнулся.

– Тебя я больше не забуду.

– Это самая великая честь из всех, что можно себе представить – остаться в вашей памяти навсегда, – Раду поклонился снова. Мурад прошествовал мимо него, прикоснулся ладонью к его голове и вышел из комнаты. Раду выпрямился и встретил хитрый взгляд Халил-паши.

– Может показаться, – сказал Халил-паша, так тихо, что его слышал только Раду, – что султан совершенно забыл о том, что твоя сестра убила на вечеринке гостя.

Раду понимающе улыбнулся, как будто он и Халил-паша тревожились об одном и том же. Он знал о Халил-паше лишь немногое, но это он собирался использовать в своей игре без остатка.

– Возможно, это и к лучшему, что никто не собирается глубже вникать в произошедшее.

Голос Халил-паши стал настороженным:

– Что ты имеешь в виду?

– Это – свадьба. Это праздник. Нужно как можно скорее миновать этот инцидент, помолиться о душе несчастного мужчины и жить в ожидании того дня, когда Мехмед снова вернется в провинцию, далекую и забытую.

С ворчанием, похожим на согласие, Халил-паша вышел из зала. За ним последовали остальные присутствующие, которые уже поняли, что дальше не произойдет ничего интересного. Если кого-то из них и беспокоило отсутствие наказания за убийство человека, никто в этом не признался.

Лада окликнула Раду. Она стояла, наморщив лоб и вытянув к нему руки. Мехмед смотрел на Раду, ожидая, что он подойдет к ним обсудить случившееся.

Раду развернулся и вышел.

Лада со вздохом облегчения надела сапоги. Их пребыванию здесь не было конца. После своего проступка на прошлой неделе она старалась не высовываться. Мехмеда постоянно окружала стража. Возможно, Мурад все же не забыл, что кто-то пытался его убить.

Если на самом деле так и было.

Лада была уверена, что видела блеск оружия, но гостя никто не опознал, а список приглашенных оказался сумбурным. Отчасти из-за этого расследование прекратилось. Все понимали, что об убитом никто не спросит. Его не должно было быть на празднике, и никто не собирался выяснять, по какой причине он там все же присутствовал.

Но факт был в том, что Лада убила его прежде, чем успела убедиться, что он преследует Мехмеда.

Она нахмурилась, затягивая пояс на тунике. Если мужчина был невиновен, она сожалела об убийстве, но не сомневалась, что поступит так же снова.

Оставив часть вещей слугам, чтобы они их упаковали, она пересекла коридор и подошла к комнате Раду. В отличие от нее он был у всех на виду и внезапно стал еще большим любимчиком двора. За всю неделю Лада так и не смогла с ним поговорить. Он больше не проводил время в компании со вторыми сыновьями и мелкими придворными сошками. Прошлым вечером на празднике он был рядом с Мурадом, с гордостью выступая в роли давно пропавшего сына. Лада в это время стояла в углу, а Мехмед сидел в изгнании в своей шелковой тюрьме с увядающей Ситти-хатун.

Лада постучала в дверь, и Раду ее открыл, все еще в ночной одежде.

– Поторопись! Мы уезжаем через час. Обратно в Амасью. Наконец-то! – Она решительно прошла мимо него и села на смятую постель. – Я буду так счастлива, когда этот кошмар закончится.

Во взгляде Раду сквозило напряжение и энергия, к которым она не привыкла. Обычно он улыбался или говорил что-то веселое, пытаясь развеять ее дурное настроение. Теперь же смотрел выжидающе и не по-доброму.