Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра - Джеймс Клавелл

Он вытер запачканный палец о грудь, отчего почувствовал себя еще грязнее. Но это важно – использовать все и вся, чтобы сохранить душевное равновесие и ориентацию во времени. Он снова лег. Мутит, когда не знаешь, светло на улице или темно, день или ночь. Подступила тошнота, но он переборол ее и заставил себя вспомнить все про того Брайана Квока, который только для врагов Брайан Каршунь Квок, а на самом деле другой, почти забытый человек из семьи У, с родовым именем[55] Ба и взрослым именем Чу-той.

Он вспомнил Нинток, отца и мать, и как его послали в школу в Гонконг, когда ему исполнилось шесть лет, и как ему хотелось выучиться и вырасти, чтобы стать патриотом, как родители и как тот дядя, которого у него на глазах забили до смерти на деревенской площади только за то, что он был патриотом. От гонконгских родственников он узнал, что «патриот» и «коммунист» – одно и то же и что ни тот ни другой не враги государству. Что гоминьдановские правители такие же плохие, как и заморские дьяволы, навязавшие Китаю неравноправные договоры[56], и что настоящим патриотом является лишь тот, кто следует учению Мао Цзэдуна. Он вступил в первое из многочисленных тайных братств и работал, чтобы стать лучшим для дела Китая и Мао, который и есть дело Китая, учился у тайных учителей, узнав, что он – часть новой великой волны революционеров, которые отберут у заморских дьяволов и их прислужников власть над Китаем, а их самих навсегда сметут в море.

И он завоевал право учиться в этой школе! В двенадцать лет!

О, как гордились им его тайные учителя. Потом он отправился в варварские края. Он уже умел свободно говорить на языке варваров, и ему не грозили их дурные мысли и привычки, он поехал в Лондон, столицу величайшей в мире империи, зная, что однажды она будет унижена и опустошена, но тогда, в 1937 году, еще была пора ее последнего расцвета.

Там он провел два года. Ненавидя эту английскую школу и соучеников-англичан. «Чинки[57], чинки, чин, китаец, на хвосте[58] сидит, как заяц…» Но скрывая это и скрывая слезы. И его новые учителя из Братства помогали ему, наставляли его, сопоставляя вопросы и ответы с окружающей действительностью, доказывали, какое чудо эта диалектика, как чудесно быть частью самой настоящей, реальной, бесспорной революции. Он никогда этого не оспаривал, никогда не возникало такой необходимости.

Потом война с немцами и эвакуация со всеми остальными девочками и мальчиками в безопасную Канаду. Все это замечательное время, проведенное в Ванкувере, в провинции Британская Колумбия, на берегу Тихого океана. Все эти безбрежные просторы, горы и море, и процветающий чайна-таун, где хорошо готовили по-нинтокски. И новый филиал мирового Братства, и другие учителя. Всегда находился кто-то мудрый, с кем можно было поговорить, всегда кто-то был готов объяснить и посоветовать… Школьные товарищи его по-прежнему не принимали, но он побивал их и у доски, и в спортивном зале, в боксерских перчатках, и в любимых ими видах спорта. Он был старостой класса, хорошо играл в крикет и теннис – этому его тоже учили. «Совершенствуйся, Чу-той, сын мой. Совершенствуйся и будь терпеливым во славу Партии и во славу Мао Цзэдуна, который и есть Китай» – это было последнее, что сказал ему отец. Тайные слова, отпечатавшиеся в его сознании с шестилетнего возраста, отец повторил на смертном ложе.

Вступление в ряды канадской конной полиции тоже было частью этого плана. Преуспеть там оказалось легко: в его ведении был чайна-таун, район причалов, и набережных, и тихих задворков; он говорил на английском, на северном диалекте – мандарине, на кантонском (знание родного нинтокского он глубоко скрывал). Не составляло труда стать прекрасным полицейским в этом широко раскинувшемся красивом портовом городе. Вскоре ему уже не было равных: он знал ванкуверских китайцев, как никто, ему доверяли, он все больше совершенствовался и неумолимо боролся с преступлениями, которыми кормились триады чайна-тауна: опиум, морфин, героин, проституция и неизбежные подпольные азартные игры.

Его хвалили за работу – как начальство, так и руководители Братства. Последние тоже выступали против засилия банд, наркоторговли и преступности и помогали ему в аресте преступников и раскрытии преступлений. Их единственный тайный интерес составляла внутренняя структура конной полиции, порядок приема на работу, увольнения и продвижения по службе, методы сбора и обработки данных, ведения следствия и наблюдения, способы контроля. Из Ванкувера его послали на шесть месяцев в Оттаву: его уступил на время благодарный шеф полиции, чтобы помочь в тайном расследовании деятельности сети наркоторговцев-китайцев. Там он завел новые важные контакты среди канадцев и членов Братства, узнавал все больше и больше, уничтожил сеть наркоторговцев и получил повышение. Контролировать преступность и получать повышение не так уж и трудно, если у тебя везде сотни тайных друзей и соглядатаев.

Потом кончилась война, и он подал рапорт о переводе в полицию Гонконга – это была завершающая часть плана.

Но уезжать не хотелось, он полюбил Канаду и полюбил ее. Жанетту. Жанетту де Буа. Девятнадцатилетняя канадская француженка из Монреаля, она говорила по-французски и по-английски, ее родителям, франкоканадцам не в одном поколении, он нравился, их не смущало, что он Chinois[59], как они его шутливо называли. Ему тогда был двадцать один год, и про него уже говорили, что он верный кандидат на повышение, что его ждет хорошая карьера, что он скоро женится, где-то через год…

Брайан Квок мучительно заворочался на матраце. Кожа была липкая, а темнота давила. Он смежил налившиеся свинцом веки и позволил себе вернуться назад к ней в то время, в то плохое время его жизни. Он вспомнил, как убеждал Братство, руководителя, говорил, что в Канаде от него будет больше пользы, чем в Гонконге, где он станет лишь одним из многих. Здесь, в Канаде, он единственный. Пройдет несколько лет, и он окажется на первых ролях в ванкуверской полиции.

Но все его доводы были отметены. Он с грустью понял, что руководители правы. Он понял, что, оставшись, в конце концов перешел бы на другую сторону, порвал бы с Партией. Благодаря знакомству с докладами канадской полиции о Советах, КГБ, ГУЛАГах у него уже появилось слишком много вопросов, на которые он не находил ответа, слишком много друзей, канадцев и националистов. Гонконг и Китай уже отошли в далекое прошлое. Здесь была Жанетта, он любил ее и ту жизнь, которую они вели, любил свою машину с форсированным двигателем и престиж среди равных себе по положению, для него они уже стали своими, а не варварами.