Три дня без чародея - Игорь Мерцалов

— Все в порядке у нас, добрая Василиса. Вся нужда наша — в давнем споре с вязантским посольством из-за коней, но эта забота да не коснется тебя, о прекрасная. Будьте моими гостями! — обратился он к спутникам княжны.

Слуги уже помогали девушкам покинуть возки, так что те не заставили себя долго ждать и гурьбой повалили в терем.

Василиса старательно изображала неуемную деятельность, потребовала к себе «екомона», взялась проверять поставки купцов, оплаченные кремлевской казной (это было излишеством, поскольку ни один славянский купец и в страшном сне не подумает обмануть своего князя и недодать товар гостям Дивного, но на послов подобные проверки всегда производили хорошее впечатление — видно, не у всех на родине в чести была честность). Но быстро сбилась (чего тоже прежде не бывало) и велела сверить сведений о поставках с записями вендского эконома своему слуге

Клемий Гракус не замедлил воспользоваться случаем и пригласил княжну в малую горницу для разговора с глазу на глаз.

То, что надо! Василиса с видимым облегчением поручила дела слугам и Звонке, а сама последовала за послом.

В этой горнице ей не доводилось еще бывать. Маленькая, уютная, сплошь завешанная тонкими коврами с искусно вышитыми изображениями древних битв. Две низкие лежанки и столец с двумя лавками, а на стольце — вязантский письменный прибор из золота, цены немалой, составляли псе убранство. Наверняка за этими коврами можно разместить десяток лишних ушей… или ножей. Плохо, если разговор подслушивают — откровенности от Гракуса не жди. Но, с другой стороны, когда бы он успел разместить соглядатаев? И для чего? Нет, Гракус просто отвел княжну в самый глухой покой. Обилие ковров не позволит звукам проникнуть сквозь стены.

— Бесценная княжна чем-то озабочена? — За добрым прищуром глазок колобка, казалось, тлели злорадные огоньки.

— Я думаю, Клемий, ты и сам все знаешь.

— Я прожил немало зим, так что, смею надеяться, мне и впрямь известно многое из того, что происходит под небом, — развел руками Гракус. — Но будет ли это то самое, что тревожит сердце бесценной княжны?

Эх, знать бы, что там выведала Милочка у слуги Непряда — боярин ведь часто посещал вендское посольство… не попробовать ли наобум?

— Среди прочего меня тревожит боярин Непряд, — тихо сказала она, впиваясь взглядом в глаза собеседника; но ничто не изменилось за этими щелочками — угольки не вспыхнули и не погасли. — Что-то странное с ним происходит…

Договаривая, она уже понимала, что удар ушел впустую: либо никакие «странности» Непряда Гракуса ни в малейшей степени не касаются и, стало быть, взволновать его не способны, либо Гракус хорошо владеет собой. Да и не удар это, а сплошное баловство.

— Я ничего такого не заметил, — просто сказал Гракус.

Княжна не стала торопиться, как бы давая понять, что ей известно куда больше, и она рассчитывает на продолжение. И Гракус добавил:

— Если и так, то, я думаю, сейчас многие в кремле имею полное право беспокоиться о тебе, бесценная княжна. Неудивительно, если их поведение становится необычным

Это он о грядущем сватовстве Лоуха. По неписаному соглашению этих слов не произносили вслух, но все понимали, что имеется в виду, если случалось зайти разговору. Само собой выходило, что до прибытия принца, называть вещи своими именами было принято только в тесном кругу посвященных, на закрытых совещаниях с князем и его ближайшими боярами.

Это все впустую, нужно подвести разговор к деньгам. Уж тут-то кое-что известно, и сразу будет видно, если Клемий начнет выкручиваться. Нужно недвусмысленно дать понять, что в коварство кузнечной артели никто не поверит, — и тогда посол непременно выдаст себя…

Стоп! Стоп, как говаривает Упрям, когда в буйную головушку к нему стучится трезвая мысль. О свадьбе говорить не принято. О свадьбе мало кто знает.

И это почему-то выходило так естественно, что раньше никому и на ум не приходило задуматься над очевидной нелепостью положения. Ибо…

Вот она, ниточка, за которую можно потянуть!

— Сердце подсказывает мне, что Непряд не занимает слишком много места в мыслях княжны. Другие печали тяготят ее чистое сердце. Быть может, если бесценная дочь мудрого Велислава поделится всеми своими печалями…

Старая хитрая ромейская лисица дает понять, что для него очевидно: ничего Василиса про Непряда не знает, а если бы и знала, так что с того? — дела ему до Непряда не было, нет и не будет. Зато, быть может, прекрасная гостья захочет поделиться своими приключениями в последние два дня? Этого, разумеется, Гракус ни за что не скажет вслух, ведь считается, что он и не подозревает об исчезновении. Зато эти два дня в судьбе Василисы сейчас должны интересовать его о-очень сильно.

Что ж, Василиса, конечно, кое-чем поделится!

— Ты прав, уважаемый Клемий, почти во всем. Только, может, не нужно называть это «печалями», — сказала «бесценная княжна», заставляя себя успокоиться, чтоб не напороть горячки. — Просто некоторые любопытные мысли, которыми заняты некоторые отнюдь не глупые головы. Главным образом о тебе, Клемий. И о той игре, которую ты ведешь.

— Но, бесценная…

— Понимаешь, Клемий, — прервала его Василиса. — Уже давно многие задумываются: почему, собственно, Дивный до сих пор не слышал о предстоящем сватовстве. Нас, славян, еще можно понять: не в обиду будь сказано, но брак с вендским принцем — это вовсе не то, чего желал бы дочери мой отец, а народ — княжне. Для меня сватов и в Словени достанет, куда как более завидных. И, конечно, князь до последнего не хочет оглашать грядущий союз, надеясь, что положение изменится. Но почему молчали вы, венды?

Ага, засветилось что-то в глазах Гракуса, потянуло ветерком по уголькам! Но ни единый мускул на лице не дрогнул. Теперь уже посол ждал продолжения.

Да сколько угодно!

— Меньше всего, вам нужна была бы тайна, будь все по-честному. Ведь вы тоже не могли быть уверены, что положение не изменится. Достаточно Науму оправдаться и указать истинного виновника ромейских бед, ни о какой свадьбе и речи не будет, — отчеканила княжна, не без удовольствия наблюдая, как угольки набирают жар — скоро перегорят! — Даже если сам Велислав Радивоич попросил бы вас молчать — у слуг есть соображение и догадливость, а при них — длинные языки. Верное дело — слух в народе пустить, перед прочими посольствами похвалиться. И добиться того, чтобы князь уже не мог изменить решение, потому как все сочли бы, что он слово нарушил. Вот оно как должно быть! Но венды молчат, Венды точно знают, что Наум никогда не попадет в Ладогу и не сумеет отвести навет от себя и славянских земель. Венды все знают наперед. Потому что… нужно ли мне продолжать, Клемий?

— Обидные слова ты произносишь, Василиса, смертельной обидой играешь. Но я готов выслушать все до конца, если этого требует честь моей страны.

Хороший ответ — ни к чему не обязывающий, полный достоинства оскорбленной невинности.