От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири - Владимир Обручев

Охотники согласились выделить из своей артели трех человек в качестве проводников дальше на юг, но потребовали два дня на их снаряжение. Эти дневки я использовал для дополнения наблюдений на пути с перевала, очень беглых из-за дождя, и для экскурсии на запад. С нашей стоянки открывался великолепный вид на широкую долину р. Толайхэ, в верховьях которой, как оказалось, также имеются золотые прииски, и на следующую к югу высокую цепь Наньшаня, еще более высокую и обильную снеговыми вершинами, чем Толайшань. Особенно выделялась по толщине снегов группа плоских вершин прямо на юг от стоянки, которую охотники называли Угэшань (т. е. «пять гор»). Это было, очевидно, их собственное наименование, так как другого населения, ни кочевого, ни оседлого, во всей этой местности нет, и давать горам имена больше некому. Но этот третий хребет в целом названия не имел, и я назвал его хребтом Русского географического общества.

Наша стоянка в первый день представляла своеобразное зрелище: на всех палатках и на кустах облепихи было развешано белье и одежда для просушки после дождя; охотники, обнажившись до пояса под теплыми лучами солнца, чистили ружья, чинили обувь или занимались охотой на «мелкую дичь» в складках своих ватных кофт, разложенных на коленях. Один из них готовил обед, бросая в котел с кипящей водой кусочки теста, которые он отрывал от лепешки, по цвету похожей на серую тряпку; рядом на сковороде жарились куски мяса; пучок дикого лука был приготовлен для сдабривания еды. И вдруг, откуда ни возьмись, к стоянке спустились со склона три антилопы и остановились в изумлении в нескольких шагах от палаток. Охотники застыли на месте – их ружья не были заряжены. Но моя берданка позволила мне уложить одно из животных прежде, чем они обратились в бегство.

В широкой долине р. Толайхэ и на высотах предгорий за ней можно было разглядеть черных и рыжих животных на пастбище. Это были стада диких яков и куланов, вышедших в солнечный день из горных ущелий на простор. Безлюдные цепи и долины Среднего Наньшаня изобилуют дикими животными, и китайские охотники недаром выбрали место для своего стойбища на южном склоне Толайшаня. Даже моего мирного монгола Па Ие охватил охотничий азарт, и он оседлал свой нос большими китайскими очками, чтобы лучше разглядеть это обилие дичи, обещавшее нам всем мясной стол на дальнейшем пути.

Через два дня мы пересекли долину р. Толайхэ, два раза ночевали на северном склоне следующего хребта, а на третий день поднялись на перевал Дакоу, в 4340 м абсолютной высоты, и спустились к берегу р. Сулэйхэ, текущей в следующей продольной долине. Эта река была нам уже знакома, мы прошли через нее в прошлом году по мосту далеко на западе, где она, прорвавшись уже через два хребта, подступает к понизившемуся хр. Рихтгофена. За долиной этой реки, сравнительно неширокой, горизонт был закрыт четвертой цепью Наньшаня, еще гуще покрытой снегом: целый ряд куполообразных вершин, вполне скрытых под толстыми снегами, поднимался над очень пологими склонами. Но немного восточнее хребет резко понижался, снега на нем исчезали, и широкий плоский увал тянулся на месте хребта на протяжении более 25 верст. Только еще восточнее на горизонте снова резко поднималась густо покрытая снегами огромная группа Шаголин-Намдзил, которой, вероятно, начиналась следующая высокая часть хребта, уходившая на восток.

Через это широкое понижение, несомненно, можно было легко пройти и дальше на юг и попасть в бассейн Бухаин-Гола. Но там была тангутская земля, и проводники боялись вести нас туда. Идти же без них к тангутам со своими двумя рабочими я не решился, так как, отпустив этих проводников, я мог очутиться где-нибудь в тангутских пределах в безвыходном положении. Таким образом, этот хребет, который я назвал хр. Зюсса, в честь знаменитого венского геолога, остался не пройденным. Зато мои проводники предложили вывести нас в Сучжоу по другой дороге, пересекающей те же три цепи Наньшаня западнее, т. е. дающей возможность проследить их еще дальше. Но перед тем я решил пройти еще вниз по р. Сулэйхэ насколько возможно.

Нужно заметить, впрочем, что и в бассейне Бухаин-Гола тангуты были не так страшны. В то же лето, но позднее (в июле – августе) экспедиция Роборовского и Козлова была в этом бассейне, и оба исследователя делали даже большие разъезды порознь, с двумя-тремя спутниками, встречали тангутов (иногда даже нанимали их в проводники) и не имели никаких столкновений с ними. Но на северном берегу оз. Кукунор германский путешественник Тафель несколько лет спустя подвергся наглому нападению: человек 25 тангутов в темный зимний вечер осадили его палатку, рубили ее саблями и кололи пиками, ранили Тафеля, но после нескольких выстрелов бежали, угнав почти всех животных. Путешественнику пришлось бросить бо́льшую часть снаряжения и на трех оставшихся лошадях вернуться в Донкыр. Тангуты знали, что это иностранец, так как накануне он был в их стойбище по соседству. Его караван состоял из семи человек китайцев и монголов, которые во время нападения разбежались. Таким образом, путешествие по тангутской земле не всегда проходит благополучно.

Во время стоянки на р. Сулэйхэ мне пришлось видеть интересную сцену охоты. Наши охотники увидели за рекой, на пологом склоне упомянутого увала, расчлененном широкими долинами, небольшое стадо яков, и все трое поехали к ним. Яки паслись в одной из долин, а охотники направились к соседней, чтобы подкрасться затем по водоразделу к животным на близкий выстрел, так как их гладкоствольные ружья с круглой пулей бьют недалеко. Из этой первой долины охотники не могли видеть яков, тогда как я, сидя у палатки, в бинокль наблюдал всю местность. Очевидно, ветер был в сторону яков, которые вдруг встревожились, побежали вверх по своей долине и скрылись из вида. А вместо них в эту долину со склона спустилась семейка темных животных, в которых не трудно было узнать медведей; их было трое: самец, самка и довольно крупный медвежонок. Они были заняты ловлей каких-то грызунов, разрывая их норы.

Охотники с водораздела увидели, что яков нет (вероятно, подумали, что звери ушли дальше на запад), спустились по склону и наткнулись прямо на медведей. При виде последних лошади двух охотников с перепугу умчались в разные стороны; третья взвилась на дыбы, но всаднику удалось сделать выстрел с седла, очевидно в самца. Медведь, вместо того чтобы защищать свою семью, позорно бежал карьером вверх по долине, тогда как медведица, поднявшись на дыбы, ревела, защищая дитя. В это время подъехали другие охотники, справившиеся с лошадьми, и один из них выстрелил в медведицу, но или промахнулся с седла, или ранил ее легко, так как медведи пустились бежать, преследуемые охотниками. Медведица время от времени останавливалась, вставала на дыбы и ревела, лошади шарахались в стороны, не давая стрелять; наконец, медведи, поднявшись на увал, скрылись, а охотники вернулись с пустыми руками. Всего больше удовольствия получил я, наблюдая в бинокль все перипетии неудачной охоты, словно нарочно инсценированной для зрителя.

По Пржевальскому, тибетский медведь-пищухоед достигает величины нашего обыкновенного бурого, но грудь и голова у него светлее; он живет в безлесных горах, питается главным образом пищухами, которых выкапывает из нор, но также травой; в конце лета из соседних гор спускается в Цайдам и наедается ягодами хармыка. Тибетцы не охотятся на него, так что зверь не пуган и подпускает охотника близко. На скот он почти никогда не нападает.