Кентавр VS Сатир - Андрей Дитцель

Про погоду

Гамбургские погоды заслуживают не меньшей славы, чем питерские или лондонские. Утром я успеваю покрутить педали и через пятнадцать минут оказаться в офисе — как раз между двумя дождиками. Сегодня в перерыве Ваня подъехал в кофейню на углу моей конторы — тут открылся уютный «Бальзак». Хотели занять столик снаружи, но остались внутри именно потому что на террасе слепило солнце. Через десять минут налетел порыв ветра, небо затянуло и хлынул ливень. Публика суматошно переместилась под крышу. Турки из магазинчика через улицу бросились спасать под козырек свои фрукты и цветы. На столике за окном остался стоять чей-то кофе. Мы смотрели, как крупные капли заставляют подпрыгивать на столе ложку. А ещё через десять минут всё кончилось и опять выглянуло солнце.

+49

Сегодня, обзванивая редакции и издательства, — в Москве я, как всегда, буду улаживать кое-какие дела своего работодателя, — снова нервничал. Замечено, что если телефон редакции распознаёт хитрый иностранный номер на +49, разговор с той стороны протекает подобострастно и вежливо. А если нет, — ну, какой-то Андрей из какого-то агентства, — нейтрально или даже по-хамски.

Иностранцев в России всё ещё любят и побаиваются.

alice.burmeister@

Наша фирма, как я уже рассказывал, занимает старую виллу, — здесь сто лет назад жил один из бургомистров Гамбурга, — на улице Полевых Родников в Ротербауме, — дорогом и скучном, если бы не университет, районе на берегу Большого Альстера. Вообще-то фирм несколько, главные — фотоагентство и музыкальное издательство, но все они как-то связаны с семейством Байерли. Я долго не мог разобраться в отношениях родства и считал фрау Байерли, которая готовит кофе и занимается бухгалтерией, женой того герра Байерли, который весь день сидит у окна, курит сигары и иногда присылает мейл с просьбой конвертировать приложенное фото в формат mp3. А она оказалась его мамой. Ей 87 лет — и она, не задумываясь, может сказать, например, сколько отпускных дней мне ещё полагается в этом году или какого числа мая прошлого года мне выдали сто евро наличными на покупку срочно понадобившегося жёсткого диска. Фрау Бурмайстер — её сестра, младше на пять лет. Она сидит в приемной, встречает посетителей, рассылает курьеров, заказывает расходные материалы — и тоже никогда ничего не забывает. А еще она, когда случаются паузы, оцифровывает в хитрой компьютерной программе ноты для наших музыкальных коллег.

На улице Полевых Родников считается само собой разумеющимся шепотом обсуждать, когда же обе фрау наконец покинут нас и освободят рабочие места для каких-нибудь молодых и аттрактивных блондинок. Мне при этом всегда немного стыдно. Я понимаю, что грудастая девушка в приемной (вариант — загорелый юноша в узкой полурасстёгнутой рубашке, как на мне сегодня) больше соответствовала бы имиджу мультимедиа-издательства. И кофе, возможно, стал бы вкуснее. Но в качестве (надежных) коллег обе старушки меня абсолютно устраивают. И я догадываюсь, что, кроме этой работы, у них ничего нет. Нуждаться, уйдя «на пенсию», они, конечно, не будут. Но скорее всего просто угаснут от скуки за год-другой.

После отпуска я занёс фрау Бурмайстер русскую шоколадку, что-то вроде «Золотых куполов». Фрау Байерли была где-то в разъездах. «Вы мне всегда делаете подарки…» Я напряг лоб и постарался вспомнить, дарил ли ей что-нибудь раньше. «Ваши деревянные куклы, которые прячутся одна в другой, стоят у меня дома на самом видном месте», — сказала она, видя моё замешательство.

Мне стало так грустно! Я уже забыл о копеечных матрёшках, которые налево и направо раздавал после очередной поездки в Россию, а фрау Бурмайстер хранит их как настоящую драгоценность.

Это было позавчера. А сегодня она позвонила: «Я просто должна была набрать ваш номер и ещё раз поблагодарить. Необыкновенно вкусный шоколад…»

Не знаю, что со мной, — растроган, наверное… Глаза на мокром месте.

Городничий

Один из самых больших человеческих страхов, задокументированный ещё в «Ревизоре», — что найдётся щелкопер, бумагомарака, проклятый либерал, пропишет в комедии. Чина, звания не пощадит, и будут все скалить зубы и бить в ладоши. Маленький и незначительный (вычеркнуто: русский) человек боится точно так же, как и крупный пройдоха. Хотя из-за своей скромной величины ни для комедии положений, ни, тем более, для трагедии нравов никакого интереса не представляет.

Подруга, правда, напомнила, другую цитату. Набоковский Мартын заходит к убитому горем писателю Бубнову. Какое-то время спустя «Мартын нашёл в русской газете новую бубновскую „новеллу“… и там у героя-немца был Мартынов галстук, бледно-серый в розовую полоску, который Бубнов, казавшийся столь поглощённым горем, украл, как очень ловкий вор, одной рукой вынимающий у человека часы, пока другою вытирает слезы».

Я честно предупреждаю всех мужчин и женщин, с которыми общаюсь и сплю, что чуть-чуть писатель.

31

Почти не помню дни рождения даже близких людей, не считаю нужным поздравлять и принимать поздравления сам. И в очередной раз стоит заметить лишь вот что. Год назад я влюбился. Были причины считать это неправильным (в человека несвободного). Но постепенно всё счастливо разрешилось, сейчас мы живём под одной крышей.

Примерно тогда же вышла моя книжка про славистику, я читал стихи в Булгаковском доме (плохо) и Музее Набокова (хорошо). Я увидел один за другим три Рима и ещё кучу городов. Один раз меня реанимировали. За исключением последнего обстоятельства, сюрпризы были только хорошие. Пусть так будет и дальше.

Балкон

Куда отправляются двое мужчин, отпраздновав нечто важное в любимом кафе, заглянув ещё в пару питейных заведений и дошагав в обнимку через Шанце и Санкт-Паули домой? Воровать доски в порт.

После закрытия летних пляжных клубов к вывозу на свалку собраны хорошо и не очень хорошо сохранившиеся дерево, рейки, ящики, скамьи. Именно за ужином Ваню посетила идея соорудить на балконе деревянный настил. В две изнурительные ходки а-ля субботник под пронзительным ветром — и это после отмеченных аспирином и мёдом выходных — таскали по пять-семь двухметровых досок, перекуривали на подъеме к нашей улице, грохотали на лестнице. Полночь, груз дома, я сдаюсь и предлагаю завершить рабочий день. Но Ваню уже не остановить, он разматывает переноски, освещает балкон, раскладывает инструменты. В общем, программа к двум ночи была вчерне выполнена. Удивительно, но соседи ещё не заявили на нас в полицию по факту скрежета, грохота, забивания гвоздей.

Утром Ваня, даже не позавтракав, сел на велосипед и погнал покупать пилу, потому что одну доску надо ещё располовинить.

Meditation XVII

Оказалось, мы были не единственными, кто сделал это открытие и искал разгадку. На старой опоре моста в промгавани кто-то разбил палатку. Высота — пять метров над водой (во время прилива), до ближайшего берега пятнадцать метров… Перед палаткой стоит кружка или котелок, ночью мерцает свет, как будто внутри водят фонариком. На лодке пристать невозможно. Рядом фарватер.