Путешествие Руфи. Предыстория "Унесенных ветром" Маргарет Митчелл - Дональд Маккейг

Если бы хоть кто-нибудь на самом деле заинтересовался бы Осанальги, её бы видели гораздо чаще. Каждый день кучер Филиппа отвозил её в сосновый лес, начинавшийся прямо за городом, и забирал её оттуда уже затемно. Охотники за беглыми рабами, очутившись на необитаемом острове Фиг, по ошибке приняли её за беглую служанку и были очень разочарованы, когда их пленница не принесла им никакого барыша.

В марте саваннцам посчастливилось принимать у себя в городе маркиза де Лафайетта, престарелого героя Революции. Духовой оркестр Джаспер Гринс с энтузиазмом наигрывал «Марсельезу», а Филипп презентовал маркизу военный клуб «Индеец» в качестве сувенира. Осанальги в состав подарка не входила и, как ни старалась, не смогла уберечь Филиппа от простуды, которая привела к его кончине двумя неделями позже, а себя – от внезапного вмешательства Пьера в дела брата. На погребении она предстала в такой плотной вуали, что некоторые стали шептаться, что Осанальги порезала себе щёки согласно языческому траурному ритуалу. Пьер организовал похороны и погребение. Приём (который вдова не устроила) по этому случаю был в доме у Пьера Робийяра.

Вместе с Неемией и мистером Хавершемом они несколько недель разбирались с имуществом покойного. Деловые бумаги, касающиеся усадеб в Нормандии и связей с правительством, были рассованы по самым неподходящим ящикам и папкам. В чемодане, который не открывали с самого приезда Филиппа в Саванну, оказался документ о праве собственности на плантацию на Мартинике, которая стоила пятьдесят тысяч. Секретарь Колумбийского института готов был проявить интерес к коллекции Робийяра только в том случае, если она будет соответствующим образом приведена в порядок.

– У нас и так полно – нет, слишком много – неразобранных индейских артефактов.

Пьер не знал, что Осанальги где-то пропадала до конца недели, и, когда он обнаружил её отсутствие, первой его реакцией было скорее раздражение, нежели расстройство. Кучер, похоже, что-то скрывал, но никакие угрозы или посулы не заставили его разгласить местонахождение Осы. Однажды утром, спустя шесть недель после смерти мужа, Осанальги вернулась с новорождённым младенцем в руках. Она полностью, со всей силой и решимостью, посвятила себя материнству.

Пьер не знал, что Оса ждала ребёнка, но, каковы бы ни были его соображения, он обращался с маленьким Филиппом Робийяром как с сыном двоюродного брата и наследником.

Все несчастья когда-нибудь кончаются, и как-то зимой Пьер с Неемией закончили разбор активов Филиппа, чтобы передать управление ими банку мистера Хавершема, и покинули ужасный дом Осанальги, тепло поздравляя друг друга. Пьер потёр руки. Близилось Рождество.

Побуждаемый самыми сердечными христианскими мотивами, Пьер отпустил Неемию домой и, как только он удалился, свернул к дому вдовы бывшего партнёра. Было слишком поздно для обеда и рано для ужина, но он не собирался злоупотреблять гостеприимстом миссис Эванс. Сколько хороших лет прошло, когда они вместе с Эвансом работали в «Р-и-Э». Очень хороших лет.

Хозяйка пригласила его в дом, который за десять лет так и не достроили. Семья обитала в законченной части – в гостиной и общей комнате на первом этаже, где из-под нелакированных панелей на стенах виднелась дранка, тянувшаяся до самого потолка с пожелтевшей штукатуркой. Прекрасной формы винтовая лестница без перил вела на второй этаж, о состоянии которого Пьер мог только догадываться.

В глубоком камине не горел огонь, и дочери Соланж ходили по дому в дешёвых пальтишках. (Фабрикант Пьер Робийяр опытным глазом сразу определил это по ткани.) Пьер взял шаткий стул, у которого планки были привязаны кожаными шнурками, за что вдова мило извинилась.

– Я продала хорошую мебель, – призналась она и добавила: – Мы располагаемся в незавершенном Версале. Я бы никогда не позволила Уэсли что-то здесь перестраивать.

Несмотря на скромную обстановку, беседа протекала легко, пока Пьер с самыми вежливыми банальными фразами и не менее приличными вздохами не обронил:

– Неисповедимы пути Господни, дорогая миссис Эванс. Нам приходится просто принимать то, чего мы не понимаем.

– К чему это?

– Мадам?

– Мой муж поскользнулся на клочке хлопка и сломал себе шею. Ваша Луиза и любимая Клара, пережив столько сезонов лихорадки, внезапно стали жертвами болезни. Совершенно ясно, что мы ничего не можем поделать в таких трагических случаях. И то, что мы должны принимать их как часть некого божественного замысла, отвратительно.

Пьер ахнул: эта женщина – атеистка? Смятение гостя не сдержало намерения миссис Эванс продолжать разговор на неудобную тему, поскольку она винила усопших в собственной нынешней нужде.

– То, что хлопковый бизнес чрезмерно расширился, очевидно каждому, у кого есть глаза. Правда, вы, сэр, избежали этой ловушки. Но Уэсли не признавал логики, – сказала она, представляя логику самодуром с бичом в руке, – и рвался вперёд. Сэр, упорство в скверном правосудии всегда приводит только к плачевным результатам!

– Маман, – вмешалась Полина. – Пожалуйста, не надо.

– Я доверяла Уэсли! Я ничего не знала!

– Как вы могли знать, женщина не… – попытался извинить Пьер её, самого себя и всех остальных.

– Фи! А кто сказал, что способность рожать детей не даёт развиваться интеллекту?

Собственный интеллект Пьера был полностью сражён. Он благоразумно удалился, положив монету в двадцать долларов под пыльный поднос для визитных карточек.

Он прошёл полквартала вниз по улице, когда его догнала Соланж, выбежавшая без пальто.

– Сэр, похоже, вы забыли вот это.

– Мадам?

Она резко сунула ему золотую монету. Благоразумная женщина – а он считал миссис Эванс именно такой – могла бы кормить семью этими деньгами целый месяц!

– Но…

– Дорогой Пьер, – начала остывать она. – Сэр, я понимаю, что у вас не было дурных намерений. У вас доброе сердце. Но вы должны сознавать, как ваша щедрость видится сплетникам.

Оказывается (как Пьер и подумал с горькой иронией), чтобы избежать пересудов в обществе, нужно его шокировать. Посетив вдову в следующий раз, Пьер явился вместе с Неемией, который принёс большую корзину с провизией. Это стало традицией, повторявшейся каждые две недели. Когда потеплело и можно было сидеть на открытом воздухе, Пьер стал навещать Соланж скорее ради удовольствия, чем из чувства долга, и как-то днём заглянул без Неемии (невзирая на возражения этой важной особы). Недолгое время спустя он навестил вдову позже, гораздо позже, после того как дети Соланж легли спать.

Он полагал, что больше не способен на экстаз. Считал, что больше никогда не проведёт пальцами и губами по благоухающим изгибам женского тела. О, с какой благодарной беззаботностью он погрузился в это сияние!

Соланж могла бы расплакаться или начать обвинять своего соблазнителя, но она этого не сделала. Она с удовольствием потянулась.

– Я уже и забыла, как это приятно. Спасибо, милый, дорогой Пьер.