Рассеиваясь, как свет. Призрачная красота - С. К. Ренсом

– Как же мне жаль, что она так тебе нужна. Неужели она твоя единственная надежда? Ты уверена, что больше ничего не сможешь сделать?

Я покачала головой, но тут до меня дошло, что Грейс не может этого видеть – она смотрела на узкую дорогу, ведущую на автостраду.

– Ничего. Именно об этом и говорила мне Вероника. Либо помощь Кэтрин, либо все Зависшие окончательно умрут, – сказала я, в отчаянии вглядываясь в стоянку для автобусов на тот случай, если между ними вдруг появится Кэтрин, но ее нигде не было. И я снова обмякла на своем сиденье, чувствуя себя опустошенной.

Грейс сочувственно сжала мою руку.

– Мы не можем и дальше избегать этой темы, Алекс. Я знаю, что прежде ты не хотела это обсуждать, поскольку еще оставалась надежда вернуть Зависших к жизни, но теперь, когда рассчитывать на Кэтрин больше нельзя, тебе придется подумать о том, чтобы дать им возможность умереть.

Я не могла вымолвить ни слова и просто сидела, уставившись через ветровое стекло на простирающийся впереди пейзаж и не видя ни его, ни сгущающихся на небе туч.

– Ты должна это сделать, Алекс.

– Я не могу, – прошептала я. – Не могу этого вынести. Я так люблю Кэллума, и мысль о том, что мы не сможем быть вместе, так ужасна. Мы уже столько пережили и так близко подошли к тому, чтобы соединиться… – Мой голос звучал хрипло, но у меня уже не осталось слез. От мысли о том, что я потеряю Кэллума, и на этот раз навсегда, в моем сердце разверзалась пустота. Мне с трудом удавалось дышать.

Грейс какое-то время молчала, и, взглянув на нее, я увидела, что она хмурится и кусает губу.

– О чем ты думаешь? – после недолгого молчания спросила я.

– Сколько всего Зависших обитает в соборе?

– Около двух сотен.

– И их существование сплошь состоит из непрестанных отчаяния и тоски, избавиться от которых они сами не могут?

– Да.

– Значит, существует две сотни отчаявшихся душ, и ты – их единственная надежда на избавление? – Я печально кивнула, перехватив ее взгляд. – Тогда у тебя нет выбора – ты должна им помочь.

– Но что, если мне удастся отыскать Кэтрин в будущем? Возможно, еще остается какая-то надежда!

– Ты говорила мне, что та сила, которая у нее есть сейчас, со временем сойдет на нет, как это случилось с Вероникой. Тебе известно, когда это должно произойти?

– Нет, – с тоской вымолвила я.

– И к тому же у тебя нет никакой гарантии, что, когда – а вернее если – ты ее найдешь, тебе удастся уговорить Кэтрин помочь.

– Я знаю.

Грейс опять замолчала, проезжая мимо большой фуры, медленно ползущей в крайнем ряду.

– Черт, скоро явно начнется дождь, – вполголоса пробормотала она. – Терпеть не могу вести машину под дождем.

– Ты и впрямь считаешь, что я должна это сделать, должна убить их всех?

– А ты помнишь, что рассказывала мне о своей практике в ветлечебнице? О том маленьком песике, которого пришлось усыпить?

Конечно же я это помнила. Помнила его ласковые глаза, лижущий мои руки язычок и жуткие травмы. И очень ясно помнила, что сказал мне в тот день ветеринар.

– Мы можем прекратить страдания животных, и иногда для них бывает лучше, чтобы именно это мы и делали. Прозябание – это совсем не то, что полноценная жизнь, и мы должны понимать, когда надо положить ему конец.

Вспомнив все это, я ясно осознала, что должна сделать и что ждать дальше нельзя.

Пришло время отпустить Кэллума, дать ему возможность уйти.

Путь до Лондона занял целую вечность. Мне безумно хотелось хоть какое-то время поговорить с Кэллумом, побыть с ним еще немного теперь, после того как я уже приняла решение. Я понимала, что это решение правильно, но мне хотелось провести с Кэллумом еще один час на Золотой галерее, обнять его перед тем, как…

Всякий раз, когда я думала о том, что мне скоро придется сделать, меня охватывал панический страх. Я смотрела на дворники, ходящие из стороны в сторону под хлещущим по ветровому стеклу проливным дождем, не осознавая ничего, кроме своих душевных мук. Грейс молчала; она понимала, что я не в состоянии говорить, а ей нужно было сосредоточить все внимание на том, чтобы вести машину.

Когда мы уже подъезжали к концу автострады, она спросила:

– Ты поедешь сейчас прямо в собор, чтобы рассказать им о своем решении?

Я кивнула.

– Да, думаю, я должна это сделать. Ты права – ждать дальше было бы жестоко. Я должна сообщить им, что помогу, и нам надо будет обговорить, как и где мы это сделаем.

– Тебе ведь еще надо будет поговорить и с Вероникой.

– Ей я позвоню позже. Сначала я хочу рассказать о ней Кэллуму, а он затем сможет рассказать и остальным. Похоже, все они должны хорошо ее помнить. Кэл-лум и Кэтрин – это единственные, кто превратился в Зависших после того, как из их мира спаслась она.

– Значит, ты это сделаешь не сегодня? – спросила Грейс и замолчала.

Я покачала головой, и мои глаза сразу же наполнились слезами.

– Нет, не сегодня. Мне нужно еще какое-то время.

– Понятно. Я довезу тебя до станции Кью-Гарденс, а там ты сможешь перейти в метро.

– Ты уверена, что тебе это будет нетрудно?

– Нет, это не проблема, только не теперь, когда дождь перестал. – Она повернулась ко мне и улыбнулась.

Мы миновали атмосферный фронт, из-за облаков начало пробиваться солнце, и все вокруг выглядело чисто умытым. Грейс осторожно проехала по кольцевой транспортной развязке на автостраде и направилась в сторону Кью. До дневного часа-пик было далеко, движение на дорогах еще не стало напряженным, и вскоре Грейс уже остановилась на площадке перед железнодорожной станцией.

– Спасибо тебе, Грейс, – дрогнувшим голосом сказала я. – Не знаю, как бы я пережила все это, если бы не ты.

– Не за что. – Она крепко обняла меня и быстро отпустила. – Позвони мне потом, ладно? Расскажешь обо всем, хорошо? Я дома, буду собирать вещи, так что ты сможешь дозвониться до меня в любое время.

– Хорошо. – Я на секунду обняла ее, стиснула, затем быстро вышла из машины, чтобы она не увидела слез на моих щеках.

Я спустилась на станцию, оглядываясь по сторонам в поисках какого-нибудь тихого места, где я смогла бы сесть и позвать Кэллума. Я должна была рассказать ему о своем решении, но, если облечь это решение в слова, оно станет реальным и необратимым, станет признанием моего поражения. И, когда подъехал поезд метро, я села в него сразу, сказав себе, что позже у меня появится для Кэллума больше времени. Но я знала, что это малодушное решение, и понимала, что надо быть сильной. И я выскочила из поезда обратно, когда его двери начали закрываться, и направилась к самой уединенной из стоящих на платформе скамеек.