Всё зелёное - Ида Мартин

Выстрел раздался, дед тот упал —

Мальчика сзади отец прикрывал!

Последовал новый приступ веселья маленьких и больших детей. Маленькие тесной группкой приблизились к нам. Тифон с хитрой улыбочкой рассматривал их.

— Я остаюсь здесь жить! — к нам бежал Лёха, за ним шёл Ярослав. — Здесь все такие добрые и отзывчивые. Нам одежду постирают и зарядку для телефонов нашли.

На обоих были одинаковые самые простые белые футболки.

— А я сваливаю, — сказал Ярослав. — Чем дольше тянем, тем меньше шансов, что Хайлендер останется на месте.

— Теперь просто так свалить не получится, — сказал Амелин. — Ты борщ ел?

— Ну?

— Придется отрабатывать. Пойдешь завтра утром в поле морковку собирать.

— Ага. Сто раз. Обойдутся. Я им лучше заплачу.

— Они деньги не принимают. Тут другая валюта — честный самоотверженный труд.

— Мне сейчас не до шуток.

— Тебе всегда не до шуток, — проворчал Лёха. — Все твои проблемы, Яров, именно от этого.

— Посмотрел бы я на тебя, если бы у тебя машину угнали.

— Ну, блин, мне тоже Хайлендер жалко. Но что мы сейчас можем сделать?

— Идите сюда, — Ярослав поманил детей, но те снова насторожились.

— У кого из здешних машина есть?

— У Дяди Пети, Владимира Семеныча, Ларисы… — загибая пальцы, стала перечислять кудрявая девочка.

— Ведите меня к ним, — оборвал её Ярослав, доставая из кармана пятьсот рублей. — Я вам заплачу.

Дети вытаращили глаза и попятились.

— Дядя Петя здесь, — мальчик с расщелиной показал на дом, откуда мы только что вышли.

Ярослав требовательно посмотрел на нас.

— Кто со мной?

— Ладно, — согласился Тифон. — Мы вроде с дядей Петей познакомились уже.

Постояв немного, Лёха кинулся за ними.

— Ой, что сейчас будет, — сказала кудрявая девочка.

— А что будет? — удивился Амелин.

— Дядя Петя сейчас ему задаст, — сказал мальчик.

— Он же деньги нам предлагал, — пояснила другая девочка. — Нам велено сразу рассказывать, если вдруг кто деньги предлагает. Только злые люди предлагают деньги, потому что больше дать другим им нечего.

— Они так детей приманивают, — шепотом добавила кудрявая. — Но мы не такие.

— Детей приманивают конфетами и котятами, — Амелин скинул с плеча рюкзак. — А ещё кроликами.

— У нас есть кролики, — сильно картавя сказал кто-то.

— Такого нет, — растянув завязки, Костик заглянул в рюкзак с видом, словно там кто-то сидит.

— Какого? Покажите! — хором заканючили дети, обступая его.

Когда Тифон вернулся, Кролик наматывал уже третий круг, гоняясь за счастливо визжащими детьми.

— Ты чего такой довольный? — спросила я, глядя на Тифона.

— Кажется, Ярова теперь точно в жертву принесут. Он там в политический спор впрягся. Этот дядя Петя неплохой такой мужик. Правильные вещи говорит. Таким как Яров полезно послушать.

— А что с машиной? Как нам отсюда выбираться?

— Завтра после поля уедем. Он обещал водителя найти.

— Думаешь, про поле это серьёзно?

— Серьёзно не серьёзно, — Тифон пожал плечами. — Но так будет справедливо. Мы же ели борщ.

Для ночевки нам выделили большой дощатый амбар с настоящим сеновалом.

Лёха, как его увидел, восторженно заорал:

— Сенов…а…а…ал! — бросился лицом в стог, упал, раскинул руки. — Это же сеновал! Господи, это же сеновал!

От его криков откуда-то сверху одна за другой спрыгнули две полосатые кошки и, проскочив у нас между ногами, удрали.

Тифон велел ему успокоиться, но Лёха всё равно ещё минут десять не мог прийти в себя, то и дело повторяя: Это же настоящий сеновал. Ты не понимаешь! О, боже.

Амбар оказался довольно новый и чистый. С прочным деревянным полом и без щелей.

С одной стороны была навалена гора сена, а со второй стояли набитые им мешки. Со второго этажа, куда можно было забраться по приставным лестницам, тоже свисала сухая трава.

Нам постелили наверху. Точнее просто оставили рядом с узким, уходящим в пол окошком скрученные в рулоны матрасы, стёганые одеяла и подушки. Из белья выдали только наволочки.

Ещё окончательно не стемнело, а в распахнутое окно уже заглядывал белый рог растущей луны. Ветра не было. И, если не считать отдаленного лая собак, вечер стоял тихий и спокойный. Сеном пахло умопомрачительно.

— Вы только не обижайтесь, — сказал Лёха, как только все закончили сооружать себе постели, — но я точно кого-нибудь приведу.

— Ну-ну, — Тифон повернулся к нам голой, загорелой спиной. — Удачи.

— Сейчас полежу немного и пойду, — заверил Лёха, прикрыл глаза и через пять минут уже безмятежно сопел.

Натянув одно одеяло на двоих, мы с Амелиным лежали, уставившись в окно.

— О чём ты думаешь? — первым спросил он.

— Чувствуешь, как пахнет трава? Она сумасшедше пахнет. Ты когда-нибудь мог представить, что будешь ночевать в амбаре?

— Конечно мог. Я очень часто представлял себе, как мы с тобой ночуем в амбаре, ну после мансарды и подвала, конечно.

— В подвале было жутко, а здесь уютно. Это, наверное, в нас что-то от предков осталось, да?

— Не поверишь, но у моего деда в роду были цыгане.

Он повернул голову и смотрел не отрываясь.

— Очень даже поверю. У тебя глаза цыганские. Чёрные и гипнотизирующие. И разговоры такие же. Сплошной морок.

Амелин загадочно улыбнулся.

— Отца моего отца кикимора из табора увела. Охмурила и поселила с собой жить в лесу. Родилось у них одиннадцать детей — и только один из них нормальный. Человеческий. Дед мой. Остальные все в кикимору пошли. Лесные твари. Поэтому, как деду шесть исполнилось, отвела его кикимора в деревню к людям и оставила. Но то уже советское время было и его в детский дом отправили. Там-то в нем кикиморо-цыганские гены и стали проявляться: сам того не желая, заговаривал и заморачивал людей. Чего не скажет — всему верили. Женщины за ним табуном ходили, как на привязи. Любую мог получить. С самого детства. И деньги люди давали, и подарки. И обидеть его никто не смел, потому что тёмная сила в нём ещё жила. Опасная. Не захочешь, а он свои мысли тебе в голову вложит и заставит делать, что пожелает. Хоть ножом себя проткнуть, хоть повеситься, хоть догола раздеться.

А потом бабушку встретил, влюбился и решил, что раз она хорошая такая и добрая, то не должен он с ней обманом быть. Пошёл к одному знакомому доктору и рассказал обо всём. Доктор, конечно же, деду сразу поверил и прописал какие-то успокоительные таблетки, чтобы скрытые и явные желания власти над разумом не имели. Таблетки помогли, и бабушка его сразу просто так, добровольно полюбила. И всю жизнь очень сильно любила, так что ему и колдовство никакое не нужно было.