Зеркальный вор - Мартин Сэй

Гривано дышит через платок, и запах мяты помогает привести в порядок мысли. Он и не предполагал, насколько это будет тяжело: ни на секунду не выпускать из памяти перечень всех совершенных им преступлений и обманов. Малейшие несоответствия ранее придуманной легенде или оброненное вскользь невинное вроде бы замечание, достигнув не тех ушей, могут стать для него роковыми.

Но и это еще не самое худшее: по мере продвижения к намеченной цели ему все сильнее хочется сделать остановку или вообще выйти из этой игры. Изначально задание хасеки-султан казалось достаточно простым и недвусмысленным: отыскать мастеров, преуспевших в изготовлении зеркал высочайшего качества, коими славился на весь цивилизованный мир остров Мурано, и доставить этих людей в Константинополь, чтобы они могли наладить аналогичное производство для османского двора. Но вскоре — к своей досаде, если не к удивлению — Гривано выяснил, что изготовление зеркал — это довольно сложный процесс, требующий участия как минимум двух разных специалистов: стекольщика, знающего формулы и технологию получения кристаллической субстанции почти идеальной прозрачности, и собственно зеркальщика, который формирует из этой субстанции плоские листы и наносит на них отражающий слой из особого сплава. Зеркала Мурано пользовались огромным и все возрастающим спросом при европейских дворах, так что люди, ведавшие секретом их производства, могли потягаться доходами с любым турецким пашой. Как убедить этих людей покинуть родной остров, где все отлажено вплоть до ежедневных поставок сырья с разных концов света и где их отцы и деды трудились веками, постепенно оттачивая свое мастерство? Как убедить их ринуться в авантюру и начать все с нуля в магометанской стране с чужим языком и совершенно чуждыми обычаями? Для решения такой задачи надобно обладать едва ли не сверхъестественной риторической изощренностью.

Вот почему Гривано им лгал. Ознакомившись в целом с положением дел в данной отрасли, он пришел к выводу, что в качестве перспективного места работы жителей Мурано с гораздо большей вероятностью может заинтересовать Амстердам — еще один город каналов с бурно развивающимся стекольным производством. И Серена, каковы бы ни были его мотивы, действительно сразу заинтересовался. То же самое Верцелин, — во всяком случае, так оно выглядело до тех пор, пока Гривано не обнаружил, что зеркальщиком руководили не какие-то хитроумные соображения, а тяжелый недуг, повредивший его рассудок. В результате весь план оказался под угрозой. Сумасбродные выходки этого глупца не позволяли допустить его к проекту хасеки-султан, и в то же время его бредовые речи были не настолько лишены смысла, чтобы какие-то упоминания о предстоящем отъезде на север были просто проигнорированы властями. В конечном счете выбора не оставалось. Бедняга сам вынес себе приговор.

Зато Обиццо подходит идеально. Уже в сотый раз Гривано удивляется, как это Наркис ухитрился найти такой экземпляр: опытный мастер-зеркальщик, в относительно здравом уме, да еще и в розыске: за его голову обещана награда в восемьдесят дукатов. Отныне, после событий этой ночи, его судьба накрепко связана с судьбой Гривано. Разумеется, как и большинство зеркальщиков, он вспыльчив и раздражителен — будет непросто обуздать его, когда в конце пути Обиццо увидит город, ничуть не похожий на обещанный ему Амстердам. Но Гривано с ним справится так или иначе. Воистину этот человек послан ему богом. Другой вопрос — чей бог его послал? — ответа не находит.

Неподалеку раздается громкий смех, а потом звучит куплет похабной песни. Гривано поворачивает голову и видит компанию молодых нобилей, нарядившихся китайцами, в сопровождении пары шлюх в масках. Они подходят к старому зданию напротив моста и начинают барабанить в его тяжелую дверь. Эти гуляки совсем недавно подверглись нападению клоуна-маттачино, судя по резкому запаху мускуса, который не может перебить даже мятная эссенция носового платка. Один из «китайцев» нагло таращит на него подведенные сурьмой глаза. Развернувшись, Гривано возвращается на тот берег канала, с какого только что пришел.

Приближаясь к площади Санта-Джустина, он ожидает увидеть монумент в честь битвы при Лепанто, но, странное дело, не находит здесь ничего подобного. Стены церкви на площади растрескались и просели. Гривано заглядывает внутрь — там только пара сизых голубей разгуливает в притворе да бледный свет, проникая сквозь дыры в крыше, пятнает каменные плиты пола. Мрачно улыбнувшись, он продолжает путь в южном направлении. Как быстро меняются времена. И каким сладостным порой кажется забвение.

Осталась последняя ночь празднеств. Две недели назад, в День Вознесения Господня, Гривано был почетным гостем на галере Контарини: он стоял на увитой гирляндами высокой корме рядом с самим Джакомо Контарини и, когда ближе к устью лагуны качка усилилась, подставил старику для опоры свое крепкое плечо. Он видел, как дож Чиконья пошатывается на палубе буцентавра, и слышал его неожиданно громкий и ясный голос, разносящийся над волнами: «Мы обручаемся с тобой, о море, в знак истинного и вечного владычества», хотя советникам пришлось изрядно попотеть, удерживая владыку в стоячем положении, пока он не перекинул обручальное кольцо через фальшборт. А вечером того же дня Гривано причастился Святых Тайн на острове Лидо, неподалеку от стрельбища, где они с Жаворонком проходили военную подготовку двадцать два года назад. Впоследствии ему пришлось высидеть изнурительно долгий банкет только ради мимолетной аудиенции с Чиконьей. «Республика благодарна тебе, сын мой, за геройские подвиги на ее службе». Сморщенный старичок-дож явно не имел понятия, кто такой Гривано и в чем состоит его геройство; он начал клевать носом еще до того, как последнее слово слетело с его уст, а спустя какие-то мгновения Гривано был оттеснен в сторону под огненные всплески фейерверков над городскими крышами вдали. Быть может, оно и к лучшему.

В тот день он был только рад, что пропустил гулянья на площади Сан-Марко — прихотливое сочетание моральной деградации и деловой предприимчивости, — но сейчас у него вдруг возникает желание побывать там до завершения празднеств, чтобы хоть напоследок окунуться в эту феерическую атмосферу. Попытки срезать путь переулками трижды заводят его в тупик, после чего он возвращается к каналу и следует вдоль него, мимо арочных окон Сан-Лоренцо, слыша стук молотков и пение невидимых снизу рабочих на крыше церкви, затем проталкивается через мост, заполненный греками в лиловых фесках, и достигает тротуара на другой стороне. Чуть погодя снова переходит мост, минует строгий фасад Сан-Антонина, готические палаццо на Кампо-делла-Брагора и уже начинает подозревать, что сбился с пути, когда за очередным поворотом впереди возникает Рива-дельи-Скьявони и обширное водное пространство за набережной, сверкающее как покрывало из стеклянных бусин.

Он выбирается из потока людей, чтобы посмотреть через пролив на монументальный Сан-Джорджо-Маджоре. Когда они с Жаворонком впервые прибыли в этот город, строительство собора еще только начиналось. Западнее, на Джудекке, высится величественная и строгая Иль Реденторе — церковь Спасителя, которую он вообще видит впервые. Фасады обеих новостроек отделаны белым истрийским камнем, который ослепительно блестит на солнце. Фантастические сооружения в фантастическом городе. Своей загадочностью они напоминают Гривано античные руины Эфеса, нисколько не проигрывая в таком сравнении. Совсем не трудно поверить в то, что за этими массивными дверями таится иной мир, недоступный взору простых смертных.