Ликвидатор. Откровения оператора боевого дрона - Кевин Маурер

Рабочий кабинет я делил с Маглом, позывным которому послужил термин из серии книг про Гарри Поттера. В академии мы были однокурсниками, поэтому наши дела должна была рассматривать одна и та же комиссия. После поступления на службу наши пути не пересекались. За прошедшие пятнадцать лет Магл изменился почти до неузнаваемости. Он был моего роста, но немного плотнее. Если мои волосы еще только начали седеть на висках, то его уже основательно поредели.

Мы с ним как-то сразу сдружились. Когда наши 16-часовые рабочие графики совпадали, мы вместе обедали и пили пиво в «Лифчике». Накануне дня публикации списка на повышение мы решили задержаться в офисе и разузнать, не видело ли его уже руководство базы Аль-Удейд. Чаще всего ВВС рассылало список командованию штабов. Затем накануне официальной публикации списка командиры авиационных крыльев и групп знакомили своих подчиненных с его содержимым, хотя, как правило, об итогах заседания комиссии информировали только тех, кто повышения по службе не получил. Им обычно говорили банальные слова утешения и просили не являться на следующий день, чтобы они не чувствовали себя неуютно среди счастливчиков.

Мы оба полагали, что успешно пройдем отбор. И все-таки то, что нас оценивали и сравнивали с другими, заставляло нервничать. Так как никаких дел у нас не было, мы сидели в зале для переговоров и ждали новостей. Молча. Говорить было не о чем; мы просто волновались в ожидании решения. В то время я был одним из двух офицеров из беспилотного сообщества, претендующих на командную должность. Вторым был Майк. В случае повышения нас обоих мы бы стали первыми пилотами БПЛА, принявшими на себя командование эскадрильями. Среди претендентов на командные посты большинство составляли летчики-истребители.

Не могу сказать, как долго мы там просидели, потягивая воду в томительном ожидании. Остальные сотрудники штаба уже давным-давно ушли, когда мой начальник просунул в дверь голову и уставился на нас. Обычно на его лице играла широкая улыбка, но в этот раз он нахмурился.

— Вы что тут делаете, парни?

— Ждем новостей от комиссии, сэр, — ответил я.

Он поглядел сначала на Магла, затем на меня.

— Вас кто-нибудь вызывал?

— Нет, сэр.

Он кивнул:

— Значит, вы в списке. Проваливайте отсюда.

Как и ожидалось, список был вывешен на следующий день. Я восторженно любовался своим именем. Произведя в уме некоторые расчеты, я пришел к выводу, что получу подполковника в январе. Майк занимал в списке более высокую позицию, поэтому новое звание ему светило, вероятно, в декабре. Я облегченно выдохнул. Я был уже на полпути к получению командной должности, осуществлению цели, которую преследовал с тех самых пор, как поступил на службу в ВВС. Оставалось пережить год штабной работы по перекладыванию бумаг с места на место.

Выходило это у меня не очень хорошо. Армия постоянно жаловалась на недостаточность воздушного прикрытия и обвиняла в своих неудачах в области планирования операций разведывательное сообщество. Я из кожи вон лез, стараясь делать все возможное, чтобы соответствовать профессиональным критериям. А еще сильнее я старался прикусывать язык. Всем все равно не угодишь.

К середине мая мое раздражение достигло высшей точки. По прошествии четырех месяцев я устал выслушивать, как во всех ошибках обвиняют «Хищника» (особенно в ошибках армии). Во время одной из проводившихся дважды в неделю видеоконференций с командованием дислоцированных в Ираке и Афганистане частей офицер по руководству сбором разведданных рассказал нам о солдате, который отбился от своего подразделения и погиб в ливневом паводке. Офицер, армейский капитан, обвинил в инциденте «Хищника». Я заглянул в журнал учета выполнения задач. Перед «Хищником» не была поставлена задача по сопровождению этого подразделения.

Когда командир обрушился с обвинениями на БПЛА-сообщество, я уже не мог смолчать и включил микрофон.

— Погодите-ка.

Я порылся в ворохе бумаг на своем столе и взял журнал.

— Капитан, — начал я, — мне не нравится, что во всех своих неудачах вы обвиняете «Хищника». Я не могу понять, почему вы, гоняя «Хищников» в хвост и в гриву, отказываетесь следовать основным принципам их использования. Вы относитесь к ним как к танкам. Этот подход доказал свою несостоятельность еще в 1942 году и продолжает доказывать ее и сегодня. Вот почему вы проигрываете войну.

На экране офицер разведуправления ВВС в ЦЕНТКОМе засмеялся. Непонятно было, смеется ли он надо мной или вместе со мной. Офицеры армии и ВМС, находившиеся вместе с ним в конференц-зале, не разделяли его веселья. Тем не менее я продолжил напирать. Отступать было некуда. Оставалось идти до конца.

— Я признателен вам за то, что вы считаете «Хищника» бесценным. Но я не могу понять, почему вы отменяете операции, если вам не могут его предоставить. Когда я был солдатом, меня учили, что план нужно составлять с учетом наихудшего и наилучшего сценариев развития событий. Кроме того, при разработке планов мы исходили из имеющихся в наличии ресурсов. Мне же кажется, что ваши планы основываются только на поддержке со стороны «Хищника».

Что касается вашего солдата, то мне искренне жаль, что он погиб. Но я задаю вам вопрос: где было его командование? Где был командир группы? Он должен был постоянно следить за своими подчиненными в пешем дозоре. Где был командир его взвода? А командир роты? Нет, капитан, ваш парень погиб вовсе не потому, что «Хищника» отправили в поддержку другой части в 130 километрах от вас.

К счастью для капитана, время телеконференции вышло и видеосвязь прервалась. Ему так и не представилась возможность ответить мне, и я понятия не имел, как он воспринял мою критику. Я говорил жестко, но сообщество «Хищника» не заслуживало обвинений в свой адрес. Некоторое время я смотрел на экран, потихоньку остывая. В висках стучала кровь. Всего за несколько минут я выплеснул долго сдерживаемое раздражение, которое копилось внутри меня по мере того, как на публичных форумах армия вешала на нас всех собак.

Капитан олицетворял все, что было неправильным в использовании армией авиации на тактическом уровне. Я никак не мог взять в толк, почему они этого не понимают. Я покинул конференц-зал, чувствуя себя отмщенным. Конечно, высказавшись в такой резкой манере, я, образно говоря, совершил акт самоубийства. Наверняка генералитет не оставит мой выплеск эмоций без последствий.

Через пару дней я узнал, что моя командировка сокращена. В конце месяца я должен был отбыть домой. Никто из начальства не признавал, что причиной этому моя гневная тирада. Впрочем, в сущности, это и не имело значения.

Приказ о моем отзыве из Аль-Удейда вынудил меня искать новое место службы. В ВВС есть одно любопытное правило: если офицер очень долго служит в каком-либо гарнизоне, его переводят на новое место. До того как поехать в Катар, откуда мне пришлось возвратиться досрочно, в Лас-Вегасе я прослужил почти четыре с половиной года.

Годичную командировку в Аль-Удейд я выбивал еще и для того, чтобы обнулить свой счетчик службы на авиабазе Неллис. Мне хотелось остаться частью беспилотного сообщества. Приказ о моем отзыве из командировки фактически аннулировал ее в моем послужном списке, поэтому я обратился в Центр ВВС по делам персонала с запросом о наличии свободных мест. Я больше не мог выдерживать высокие перегрузки. Из-за застарелой травмы позвоночника я испытывал довольно сильные боли и порой даже не мог спать по ночам. Поэтому о высокоскоростных самолетах можно было забыть. После нескольких запросов я получил ответ, что назначить меня в эскадрилью боевых самолетов невозможно.