Фридрих Львиный Зев верхом на шмеле - Верена Райнхардт

Наконец Фридрих повернулся к окну. От вида на горы захватывало дыхание. Но сейчас красоты природы его совершенно не интересовали: он понял, что и через окно бежать не удастся. Стены были слишком гладкие, спуститься по ним было невозможно; а головокружительная высота, на которой он находился, не оставляла сомнений, что просто спрыгнуть тоже не выйдет. Это было бы чистейшей воды самоубийством — долина лежала далеко внизу. Фридрих печально усмехнулся.

Он сел на койку. Вещи у него не забирали, всё осталось при нем — и инструменты, и припасы. А почему бы и нет? Это ведь самая надежная в мире тюрьма, откуда бежать невозможно.

Тут снаружи послышались шарканье и стук. Видимо, горбун вернулся с раствором и кирпичами и как раз начинал замуровывать дверь. Может, с ним можно поговорить? Вдруг получится подкупить? И хотя у Фридриха ничего ценного не было, попытаться все же стоило.

Открыть окошко в двери изнутри было нельзя, так что он принялся колотить по дереву.

— Эй! Э-э-эй!

После долгого ворчания и пыхтения окошко действительно открылось.

— Ну-у? Что, уже соскучился в камере? — проскрежетал чей-то голос. Фридрих выглянул в отверстие: это действительно был горбун, и в руке у него действительно был мастерок.

— Есть хочется, — сказал Фридрих. Ничего лучшего ему в голову не пришло. Как-то ведь нужно было начать разговор, пока дверь еще не заложена.

— Хлеб раздают по утрам, — ответил горбун. — Вода рядом с дверью. Кружку я снова наполню завтра.

— Как? — спросил Фридрих, чтобы выиграть время. — Она же через это отверстие не пройдет!

— Поднесешь ее сюда, я из шланга налью, — объяснил горбун. — Еще вопросы есть?

— Тебе нравится замуровывать людей? — поинтересовался Фридрих, стараясь настроить тюремщика на откровенный лад.

— Хм, да вообще-то это не особо весело, приходится кучу тяжестей перетаскивать, — отвечал горбун. — Но в остальном мне моя работа нравится.

— А совесть тебя не мучает? — Фридрих постарался принять как можно более жалобный вид.

— Меня? Нет. Это бы работать мешало, — сказал горбун, наклоняясь за следующим кирпичом.

— Значит, ты видишь смысл в том, чтобы замуровывать людей, которые ничего плохого не сделали? — продолжил расспрашивать Фридрих.

— Смысл… Не надо мне тут про смысл! Смысла ни в чем нет, — нетерпеливо вздохнул горбун. Видимо, он хотел продолжать работу.

— Тогда нет смысла и в том, чтобы замуровывать меня здесь, правильно? — тут же возразил Фридрих.

Горбун отложил мастерок.

— К чему это ты сейчас? — просопел он.

Фридрих продолжал отчаянно цепляться за разговор.

— Скажи, людей здесь замуровывают, да? Навсегда? И дверь больше никогда не открывают, так?

— Да-а-а…

— А если ты меня… так сказать… выпустишь… никто не узнает, что меня тут больше нет, потому что это никто больше не проверяет, правильно?

Горбун засмеялся:

— А ты хитрый парень! Нет, я никого не выпускаю. Если б я был такой мягкотелый, я бы никогда не получил эту должность. Тут, бывало, некоторые просто душераздирающе плакали и умоляли, но и они не смогли меня разжалобить. Так что лучше тебе что-нибудь другое придумать… Нет, стой, это я плохо выразился: неважно, что ты выдумаешь, это все равно ничего не даст. Вот так вот. А теперь — спокойной ночи!

— Подожди! — закричал Фридрих. Окошко начало закрываться, но горбун все-таки притормозил.

— Что?!

— Сколько народу прыгает с Башни? — в полном отчаянии спросил Фридрих, просто чтобы продолжать говорить. — В год, например?

Горбун ухмыльнулся:

— Еще никто не прыгал! Поверь мне, тут все цепляются за жизнь, хоть это и жизнь в клетке. Скоро сам почувствуешь. Жить здесь они не хотят, но умирать хотят еще меньше. — Вдруг он еще раз хихикнул. — Эй, знаешь что? Я подкину тебе хорошую тему для ночных размышлений. Вот этот горб, — он похлопал себя по спине, звук получился такой, будто стучали по чему-то полому, — из стали. Он не настоящий. Хозяин назначил меня сюда, потому что он искал аутентично выглядящего тюремщика, а я очень хотел получить эту работу. Он не знает, что горб накладной. А если однажды узнает, меня тут же уволят. Но ты ему этого рассказать не сможешь! — тюремщик с хохотом захлопнул окошко. — А теперь не мешай мне работать!

На начатую кладку стали ложиться новые кирпичи. Фридрих опустился на пол рядом с дверью и слушал, как звуки за дверью поднимаются всё выше и выше. Наконец с проклятиями был втиснут последний кирпич, а потом все затихло. Только шарканье горбуна (точнее, мнимого горбуна) по лестнице слышалось еще некоторое время, а потом наступила полная тишина.

Фридрих еще раз оглядел свое новое пристанище, которое должно было стать последним. Солнце огненным шаром как раз опускалось за горы. Неужели он теперь будет наблюдать этот вид каждый день? До конца жизни? Снова и снова? Пока не проклянет это солнце и, отчаявшись, однажды не спрыгнет с Башни? Он посмотрел вниз, в долину. Далеко-далеко внизу был виден зеленый ковер травы, местами прорезанный скалами. Там можно было бы прекрасно погулять, но гулять ему уже никогда не придется. Никогда. Потому что путь вниз только один, и если он его выберет, то размажется по травке ровным слоем.

А еще где-то там, снаружи, остался Брумзель. Он мертв или тяжело ранен и совершенно один в пустынной местности. Фридриха захлестнуло отчаяние. Глаза наполнились слезами, и соленые потоки, словно горные реки, побежали по щекам. Из носа потекли сопли. Он всхлипывал и рыдал, то тихо, то громко, пока оставались силы. Потом дополз до койки. Он был совершенно вымотан и в полном отчаянии, но ему казалось, что от таких переживаний не сможет спать неделями. Но стоило принять горизонтальное положение, как он глубоко и крепко заснул.

Когда Фридрих снова открыл глаза, уже ярко светило солнце. На полу лежал сухой кусок хлеба — видимо, тюремщик бросил его через окошко в двери. Сухарь выглядел не особенно аппетитно, так что Фридрих позавтракал своими припасами.

Он обязан выбраться отсюда! Найти Брумзеля. И всем рассказать о вероломстве Офрис. Что-то нужно делать!

Но для этого необходимо сначала выбраться из башни. А как это сделать, если из нее еще никому не удавалось убежать?

Что сделал бы Брумзель на его месте?

Фридрих начал систематически обследовать камеру на предмет слабых мест. Он простукивал стены, прислушивался к звукам в других камерах, сверху и снизу, смотрел из окна вниз, пока не закружилась голова, пытаясь придумать, как спуститься по гладкой стене, но никакой зацепки для плана побега не нашел.

— Безнадежно, — прошептал он себе под нос. — Тут наверняка сидят короли побегов и опасные преступники, и если им не удается выбраться отсюда, то я, зеленый новичок, уж точно не смогу.