Судьба горца - Ханна Хауэлл

– За что тебя хотят повесить? – наконец обрел дар речи Эрик.

– За то, что я пыталась убить Битона.

– Почему?

– Я пообещала матери, что после ее смерти сделаю это. Она взяла с меня клятву, что я найду его и заставлю заплатить жизнью за все то зло, которое он ей причинил. Битон обесчестил мою мать, а потом бросил, беременную и без гроша в кармане.

– Так ты дочь Битона?

– Да, одна из многих дочерей, которые ему не нужны. О, вижу, ты потрясен, – пробормотала Мэлди, когда юноша с изумлением уставился на нее. – Это ужасно – пытаться убить собственного отца, но, по правде говоря, до сегодняшнего дня я его никогда не видела, так что не испытываю родственных чувств. Между нами нет связи, кроме того голоска, который нашептывает мне, что Битон дал мне жизнь. Боюсь, я не прислушиваюсь к нему.

– Да, ужасно, что ребенок попытался убить отца, но не это так сильно потрясло меня. Ты сказала, что никогда не видела этого человека, не знала его. Нет, до глубины души меня потрясло то, что собственная мать просила тебя взять на себя такой грех.

– Ну, ей причинили ужасное зло. Пока я росла, она все время твердила мне об этом. Мама была из благородной семьи, и он не должен был ее так унижать.

– Верно, но она должна была отмстить сама, а не просить тебя взять на душу тяжкий грех отцеубийства. Прости, если тебе кажется, что этим я оскорбляю твою мать, но таково мое мнение. Ей, наверное, было очень плохо, раз она могла только помыслить о подобном.

–Так и есть, – тихо произнесла Мэлди, расстроившись от слов Эрика, которые на самом деле были чистой правдой. – Сколько я себя помню, она твердила мне, как я должна обелить ее имя, запятнанное Битоном.

– Она вырастила тебя для того, чтобы ты убила человека?

Мэлди вздрогнула. Мальчик не хотел ее оскорбить. Он говорил с прямотой и искренностью ребенка, которым все еще был. Тем не менее прямой вопрос засел у нее в голове, требуя ответа. Ответа, который вызывал отвращение у нее самой.

Эрик был прав. Одним простым вопросом он открыл истину, на которую она всеми силами старалась не обращать внимания. Сидя в Дублиннской башне в ожидании повешения, она больше не могла закрывать глаза на правду. С самого детства мать воспитывала ее как орудие мести. Сама же была слишком труслива, чтобы отстоять свое честное имя. Было бы милосерднее думать, что Маргарет Киркэлди не задумывалась о последствиях, о том, какой опасности подвергает собственного ребенка, но больше Мэлди не хотела обманывать себя. Ее мать была настолько поглощена ненавистью к Битону, что просто не интересовалась, чем придется поплатиться дочери, чтобы осуществить возмездие.

Для этой женщины не имело значения, потерпит дочь неудачу и погибнет или достигнет цели и навеки очернит душу смертным грехом.

– Да, – прошептала Мэлди. Ее охватила такая боль, что даже не было сил заплакать. – Она вырастила меня для того, чтобы я убила человека.

– Прости, – тихо сказал Эрик, кладя руку с длинными тонкими пальцами ей на плечо. – Я не хотел причинять тебе боль.

– А ты и не причинил. Это сделала моя мать. Сейчас мне доставляет страдания только одно – я слишком устала и слишком близка к смерти, чтобы продолжать лгать себе. Я научилась не замечать этого. И да, возможно, в душе я хотела убить Битона лишь по той причине, что он оставил меня с матерью. Или потому, что хотела обвинить его в том, кем она стала. А еще, – она заставила себя улыбнуться, – как оказалось, он человек, весьма заслуживающий смерти.

– Ты неистово дралась, не правда ли? – улыбнулся Эрик и поправил ее порванное на спине платье.

– Недостаточно неистово.

Мэлди отметила тот миг, когда Эрик увидел родимое пятно у нее на спине – даже в тусклом свете не составляло труда рассмотреть его размер и форму в прорехе изодранного платья. Он напрягся и задрожал. Мэлди вздохнула, теперь уже нет надобности скрывать правду. Судя по их разговору, Эрик был слишком умен, чтобы не заметить сходства.

– У тебя тоже есть такое, не правда ли? – мягко спросила девушка, ее голос был полон сочувствия.

– Да, я думал, это у меня от матери.

Неуверенность в голосе Эрика, подсказала Мэлди, что он еще не совсем осознал истину. Да и какой же нормальный человек захочет признать, что приходится сыном Битону, а не одному из клана, который с такой любовью заботился о нем всю его недолгую жизнь?

Мэлди взяла мальчика за руку; она знала: сейчас он пытается сдержать слезы и ее долг – найти подходящие слова, чтобы облегчить его боль.

– Мне очень жаль.

– Я бы предпочел быть одним из Мюрреев, – прошептал паренек, голос его охрип от непролитых слёз.

– Ничто не мешает тебе оставаться им. Мюрреям не обязательно знать правду. Только один Мюррей видел мою родинку, но не смог вспомнить, где встречал ее раньше. Она лишь показалась ему немного знакомой. Поэтому у тебя есть возможность все утаить. Особенно если тот человек никогда не узнает, кто я на самом деле.

– И этот человек – мой брат Найджел?

– Нет, Балфур, – пробормотала девушка и нахмурилась, почувствовав его удивление. – Ты же знаешь, он человек неплохой.

– О да. Знаю. Только женщины этого часто не замечают. – Эрик вздохнул и на мгновение закрыл лицо руками. – Разумеется, теперь он мне больше не брат.

– Нет. Сейчас, наверное, не время для такого разговора, но, возможно, когда-нибудь ты еще посмеешься над иронией происходящего. Битон считал, что, украв незаконнорожденного ребенка у своей жены, он избавился от плода греха, тогда как на самом деле забрал единственного законнорожденного отпрыска, которого когда-либо производил на свет.

– Да, для меня пока рановато наслаждаться этой печальной шуткой. Я не хочу быть его сыном. Он свинья, жестокая и бессердечная скотина и хочет сделать меня таким же сумасшедшим, как он сам.

– Ты никогда не станешь похожим на него.

– Как знать? Если Битон заставит меня снова смотреть на ужасные предсмертные мучения, как заставил смотреть на страдания Малкольма, то я, возможно, потеряю рассудок и стану похожим на него.

Мэлди обняла юношу, придя в ужас от поступка Битона. Ей доводилось слышать о Малкольме, одном из людей Балфура. О его мучительной смерти под пытками. Безусловно, жестоко заставлять мальчика смотреть на это. Эрик, возможно, прав, думая, что Битон хочет превратить его в такого же сумасшедшего, как и он сам. Сколько еще раз мальчик подвергнется такому ужасу, прежде чем начнет меняться, приобретать тот редкий тип холодного бездушия, в котором столь совершенен Битон?

– Я должен рассказать Балфуру и Найджелу правду, – сказал Эрик, тяжело вздохнув, и привалился к сырой каменной стене.

– Я же сказала, тебе не обязательно это делать, – ответила Мэлди, отдавая должное его честности и удивляясь, понимает ли Эрик, сколько боли это ему принесет.