Основной аргумент контрразведки - Игорь Григорьевич Атаманенко

жилище и обнаружив, что оставил что-то, не пытался вернуться туда ни через пять минут, ни через десять.

«Почему?»

«Потому, Иван Юрьевич, — пояснил Черкашин, — что ваше возвращение фэбээровцы расценят как проверку с целью поймать их за руку. А это чревато осложнениями. Для вас! Могут и ветровое стекло вашего авто разбить, и шины проколоть, и пьяную драку спровоцировать… Ну да вы и сами не новичок в этих делах. У них, как и у нас, методы однотипные… Так что избегайте моментальных возвращений!»

Крамаренко с пониманием отнесся к совету старшего товарища по оружию и на следующий же день сделал всё с точностью до наоборот.

Утром, спустившись в гараж, Иван вспомнил, что ключи от машины оставил на прикроватной тумбочке. Не медля ни секунды, бросился к лифту.

Первое, что он увидел, войдя в спальню, были башмаки как минимум пятидесятого размера, торчавшие из-под кровати. Лежавший там Гулливер пыхтел и чертыхался. Работал он с таким усердием, что даже не услышал, как за Крамаренко захлопнулась входная дверь.

Мгновенно оценив ситуацию, Иван рискнул и бесшумно — благо, напольный ковер скрадывал шаги — подкрался к тумбочке, схватил ключи и исчез, как призрак.

Только в лифте он вспомнил наставления Черкашина. Возникли и вопросы: Гулливер изымал «жучка» или ставил его в кровать? Или делал и то и другое?

Но самый интригующий сюрприз был впереди.

Хотя Крамаренко и не ждал поступления корреспонденции, но на всякий случай почтовый ящик проверял. Вдруг да администрации «Айрин» взбредет в голову обложить русского дипломата каким-нибудь надуманным налогом. Да мало ли!

И, действительно, на третий день Иван обнаружил в почтовом ящике несколько писем, адресованных Ричарду Хелмсу, бывшему директору ЦРУ. Конверты были не простыми — такие использовались только в государственных учреждениях. Простое совпадение исключалось — это была явная провокация.

«ФБР меня за мальчика держит, что ли?! Да на такую мякину даже уборщица посольства не клюнет, не то что 3-й секретарь! Спокойно, Иван, — сказал внутренний голос, — они просто решили “пощупать тебя за вымя” — выяснить истинный статус!»

Чертыхнувшись и стерев носовым платком отпечатки своих пальцев с писем, Крамаренко бросился искать дежурного охранника.

Предложение забрать корреспонденцию и передать ее адресату страж встретил с улыбкой. Иван, угостив его сигаретой, поинтересовался, как могло случиться, что в его почтовый ящик попали служебные письма для мистера Хелмса.

Охранник, продолжая улыбаться во весь рот, пояснил, что в квартире, занимаемой русским дипломатом, ранее проживал мистер Хелмс.

«Никаких проблем, сэр! Это, — страж потряс пачкой писем, — запоздалые цветы, не берите в голову!»

Когда Крамаренко доложил о происшествии полковнику Черкашину, тот ограничился одной фразой:

«Ну, а что вы хотите, Иван Юрьевич, они делают свою работу, мы — свою. На войне как на войне…»

«Дядюшка Джо»

От агентуры, внедренной в исламские диаспоры Соединенных Штатов, поступила информация, что экстремисты из числа иранских студентов намерены провести штурм посольства СССР в Вашингтоне, приурочив его к пятой годовщине ввода советских войск в Афганистан.

Центр в категоричном тоне потребовал от вашингтонской резидентуры КГБ принять исчерпывающие обеспечительные меры, гарантирующие безопасность сотрудников и сохранность здания дипмиссии. В авральном порядке оперативно-технический персонал резидентуры проинспектировал надежность ограды, оконных решеток и дверей. А чтобы не допустить проникновения злоумышленников в здание через окна первого этажа, их закрыли щитами из дубового бруса.

Женскому составу технических работников посольства для отпора иранским экстремистам раздали электрошокеры.

Мужчины-дипломаты под руководством Ивана Крамаренко, занявшего должность офицера безопасности посольства, постигали искусство обращения с пожарными рукавами, брандспойтами и огнетушителями. Воспоминания о нападении фанатиков-персов на российскую дипломатическую миссию в Тегеране в 1829 году и убийство посланника Российской империи Грибоедова придавали их рвению дополнительный импульс…

Для фиксации действий полиции и атакующих иранцев оперативно-технический отдел хотел использовать имеющиеся видеокамеры «Sanyo», но при проверке выяснилось, что они работают на пределе своих возможностей.

«Нет худа без добра, товарищ полковник, — заявил Крамаренко, обращаясь к Черкашину. — Во-первых, сейчас есть возможность заменить камеры без изнурительного согласования цены вопроса с финансистами МИДа. Во-вторых, в самолете я познакомился и за “рюмкой чая” сблизился с менеджером представительства “Sanyo”. Внешне он похож на Иосифа Виссарионовича, поэтому требовал называть его “дядюшкой Джо”, как это в свое время делали Рузвельт и Черчилль. Разрешите обратиться к нему?»

«Действуйте!»

Звонок Крамаренко вызвал у «дядюшки Джо» приятные воспоминания о «Столичной» и черной икре, огромные объемы коих он уничтожил в полете, и он с готовностью рявкнул «О’key, Ivan!»

Однако через час энтузиазма в голосе «дядюшки Джо» поубавилось. Он сообщил, что очередная поставка видеокамер «Sanyo» ожидается только через две недели. Впрочем, выход есть — на складе имеются американские камеры NCB, которые идентичны «Sanyo», так что «русский друг» может немедленно забрать их.

Спустя два часа камеры NCB были подключены к охранной видеосистеме, осуществлявшей внешний контроль посольского особняка. Всё было сделано под недреманным оком фэбээровской «наружки», чьи авто круглосуточно дежурили у посольства и на прилегающих улицах…

Утром дня «Д» отряд полицейских занял площадку перед зданием дипмиссии. Вскоре там появились и несколько сотен молодых иранцев. Размахивая руками, они около получаса хором скандировали какие-то лозунги на фарси. Словесная увертюра штурма закончилась, и митингующие стали дефилировать вокруг здания. Теперь, чтобы привлечь внимание жителей соседних домов, они выкрикивали ругательства по-английски. Еще через полчаса студенты утомились и потихоньку рассеялись.

По окончании «террористической акции» Анатолий Фёдорович Добрынин, Чрезвычайный и Полномочный посол СССР в США, пригласил полицейских внутрь здания на совместный с нашими дипломатами фуршет — всем не мешало снять напряжение последних дней и часов.

«Н-да, — произнес про себя Крамаренко, наливая в рюмку водки, — Вашингтон — не Тегеран, а Добрынин — не Грибоедов. Может, оно и к лучшему — обошлось-то без кровопролития!»

На следующее утро Крамаренко, проходя мимо машины «наружки», стоящей напротив посольства, заметил внутри салона портативной телевизор. На экране — невероятно! — была точно такая же картинка, как и на мониторах системы внешнего охранного видеонаблюдения посольства!

В ходе многочасового разбирательства в резидентуре КГБ технические специалисты сошлись во мнении, что новые камеры NCB «лучат в эфир» какой-то сигнал, который фэбээровцы принимают на свои автомобильные телевизоры. И, действительно, в одной камере обнаружили «жучок» — миниатюрный радиопередатчик, размером с пластинку жевательной резинки.

«Черт возьми! — не сдержался Крамаренко, — а ведь “дядюшка Джо” пытался всучить мне по дешевке еще несколько камер NCB, предназначенных для внутреннего видеонаблюдения в представительской части здания, где дипломаты принимают посетителей. Установи мы их, и секретные файлы ФБР пополнились бы фотографиями наших друзей и… потенциальных помощников!»