Афинские убийства - Хосе Карлос Сомоса

– Что ты здесь делаешь в темноте? – спросил Гераклес.

– Жду тебя.

Ясинтра поспешила зажечь на столе лампу. Он в это время разглядывал ее спину. Перед ней нерешительно родилось сияние, разлившееся по спине потолка. Ясинтра на мгновение замешкалась, а Гераклес все рассматривал сильные линии ее спины: на ней был длинный мягкий пеплум до лодыжек, схваченный на обоих плечах фибулами. На ее спине одежда образовывала складки.

– А моя рабыня?

– Она еще не вернулась из Элевсина, – сказала она, все еще стоя к нему спиной.[105]

Затем она обернулась. Она была прекрасно накрашена – веки удлинены тушью, скулы снежно-белые от белил, симметричное пятно рта ярко алело; грудь свободно трепетала под голубоватым пеплумом; пояс из золотых колец сжимал и без того узкую линию живота; ногти ее босых ног блестели двумя цветами, как у египтянок. Когда она обернулась, воздух наполнился легчайшими бусинками духов.

– Почему ты так оделась? – спросил Гераклес.

– Я думала, тебе понравится, – ответила она, не сводя с него следящего взгляда. На каждой сережке в мочках ее маленьких ушей была изображена со спины обнаженная женщина из металла, острая, будто нож.[106]

Разгадыватель ничего не сказал. Ясинтра стояла неподвижно, и свет стоявшей за ней лампы создавал вокруг нее сияющий ореол; тени чертили на ней изогнутую колонну, тянувшуюся ото лба до того места, где складки пеплума сбегались на лобке, и делившую ее тело на две ровные половины. Она заговорила:

– Я приготовила тебе ужин.

– Я не голоден.

– Пойдешь спать?

– Да. – Гераклес потер глаза. – Я совсем устал.

Она направилась к двери. При движении ее многочисленные браслеты зазвенели. Наблюдавший за ней Гераклес сказав:

– Ясинтра. – Она остановилась и обернулась. – Я хочу с тобой поговорить. – Она молча кивнула и, шагнув назад, неподвижно встала напротив него. – Ты говорила мне, что какие-то рабы, утверждавшие, что их послал Менехм, угрожали тебе смертью. – Она снова кивнула, теперь побыстрее. – Ты видела их после этого?

– Нет.

– Как они выглядели?

Ясинтра на секунду замялась.

– Очень высокие. С афинским акцентом.

– Что именно они тебе сказали?

– То, что я тебе рассказала.

– Напомни мне.

Ясинтра заморгала и отвела свои влажные, почти прозрачные глаза от Гераклеса. Розовый кончик языка медленно освежил алые губы.

– Чтобы я никому не говорила о моих отношениях с Трамахом, а то пожалею. И клялись Стиксом и богами.

– Понимаю…

Гераклес поглаживал серебристую бородку. Он начал вышагивать перед Ясинтрой: влево, вправо, влево, вправо…[107]а потом, раздумывая вслух, пробормотал:

– Сомнений быть не может: наверняка они тоже были членами…

Он вдруг повернулся и оказался к девушке спиной.[108]Падавшая перед ним на стену тень Ясинтры, казалось, стала расти. С внезапной мыслью Гераклес обернулся к гетере. Ему показалось, что она была к нему на несколько шагов ближе, но он не придал этому значения.

– Постой-ка, ты не помнишь, не было ли у них какого-нибудь приметного знака? Скажем, татуировки, браслетов…

Ясинтра нахмурила лоб и снова отвела взгляд.

– Нет.

– Но, конечно, это были не юноши, а взрослые мужчины. В этом ты уверена…

Она кивнула и сказала:

– Гераклес, что происходит? Ты говорил мне, что Менехм уже не сможет причинить мне никакого зла…

– Так оно и есть, – успокоил он ее. – Но мне бы хотелось поймать этих людей. Ты узнала бы их, если б снова увидела?

– Думаю, да.

– Хорошо. – Гераклес вдруг почувствовал прилив усталости. Он взглянул на манящее ложе и вздохнул. – Теперь я отдохну. День был очень тяжелый. Если можешь, разбуди меня, как рассветет.

– Разбужу.

Он безразлично махнул ей на прощание и опустил свою мощную спину на кровать. Постепенно его бдительно следящий за всем разум сомкнул глаза. Сон проник в него, как нож, вспарывая сознание.[109]

Сжатое пальцами сердце пульсировало. Вокруг было темно, и слышался голос. Гераклес перевел взгляд на солдата: сейчас он говорил. Но что? Было так важно это узнать! Заточенный в дрожащую серую впадину, солдат шевелил ртом, но сильное биение сердца мешало Гераклесу расслышать его слова. Однако его форму он видел ясно: кираса, юбка доспеха, поножи и шлем с нарядным гребнем. Он распознал его ранг и, казалось, разобрал что-то из слов, но вдруг биение сердца стало сильнее: оно походило на приближающиеся шаги. Менехм, естественно, улыбался из глубины туннеля, из которого выползали на четвереньках нагие женщины. Но самым важным было вспомнить то, что он только что забыл. Только тогда…

– Нет, – простонал он.

– Опять тот же сон? – спросила склонившаяся над ним тень.

Спальня была все так же залита слабым светом. Накрашенная и одетая Ясинтра лежала рядом с Гераклесом, напряженно глядя на него.

– Да, – проговорил он и провел рукой по влажному лбу. – Что ты здесь делаешь?

– Я услышала шум, как и в прошлый раз: ты говорил вслух, стонал… Я не выдержала и пришла разбудить тебя. Я уверена, это боги посылают тебе этот сон.

– Не знаю… – Гераклес провел языком по пересохшим губам. – Мне кажется, это послание.

– Пророчество.

– Нет, послание из прошлого. Что-то, что мне нужно вспомнить.

Она ответила, внезапно смягчая свой мужеподобный голос:

– Ты не достиг мира. Ты слишком напрягаешься для своих мыслей. Не отдаешься чувствам. Когда моя мать учила меня танцевать, она говорила: «Не думай, Ясинтра. Не ты используй свое тело – дай ему использовать тебя. Твое тело не принадлежит тебе, оно – собственность богов. В твоих движениях проявляют себя они. Дай телу властвовать над собой: его голос – желание, а его язык – жесты. Не переводи этот язык. Только слушай. Не переводи. Не переводи. Не переводи…»*

– Быть может, твоя мать была права, – признал Гераклес. – Но я не в состоянии не думать. – И он добавил не без гордости: – Я чистой воды Разгадыватель.