Зубы дракона - Майкл Крайтон

Джонсон не знал. В конце концов он сказал:

– Очень нравится.

Он повел Эмили ужинать в лучший ресторан в городе. Они угощались устрицами из Калифорнии, вином из Франции и poulet a l’estragon[62]. Джонсон заметил, что Эмили узнала марку вина.

После ужина они пошли под руку по улицам города. Джонсон помнил, каким опасным казался ему Шайенн, когда он посетил его в прошлый раз. Теперь город выглядел сонным маленьким железнодорожным узлом, населенным невесть что из себя изображающими хвастунами и картежниками. Даже самые грубые с виду жители делали шаг в сторону по дощатой мостовой, когда Джонсон проходил мимо.

– Они видят, что у тебя пистолет, – сказала Эмили, – и что ты умеешь им пользоваться.

Довольный, Джонсон рано отвел Эмили обратно в гостиницу, в постель.

Они оставались там большую часть следующего дня. Он замечательно провел время, и она тоже.

– Куда ты отправишься теперь? – спросила она на третий день.

– Обратно в Филадельфию, – ответил Джонсон.

– Я никогда не была в Филадельфии, – сказала Эмили.

– Тебе там понравится, – ответил он, улыбаясь.

Она радостно улыбнулась в ответ:

– Ты и вправду хочешь, чтобы я поехала?

– Конечно.

– Действительно?

– Не глупи.

Но Джонсон начал чувствовать, что она всегда на шаг опережает его. Она, похоже, знала отель лучше, чем он ожидал, и с непринужденной фамильярностью общалась с человеком за конторкой и официантами в столовой. Некоторые как будто даже ее узнали. А когда они с Эмили прогуливались по улицам и рассматривали витрины, она легко распознавала восточную моду.

– Думаю, вот это очень хорошенькое.

– Здесь оно кажется неуместным… Не то чтобы я был экспертом в таких делах.

– Ну, девушкам с Востока нравится знать, что сейчас в моде.

Позже у него появилась причина поразмыслить над этим ее заявлением.

Пройдя несколько шагов по деревянному тротуару, Эмили спросила:

– Какая она, твоя мать?

Джонсон давно уже не думал о матери. Сама мысль о ней была своего рода потрясением.

– Почему ты спрашиваешь?

– Я просто думала, как мы с ней встретимся.

– Что ты имеешь в виду?

– Понравлюсь ли я ей.

– О, конечно!

– Ты думаешь, я ей понравлюсь, Билл?

– Очень понравишься, – ответил Джонсон.

– Ты говоришь не слишком уверенно. – Она очаровательно надулась.

– Не глупи!

Он сжал ее руку.

– Давай вернемся обратно в отель, – сказала она. И быстро лизнула его в ухо.

– Прекрати, Эмили.

– А что такое? Я думала, тебе это нравится.

– Нравится, но не здесь. Не на людях.

– Почему? Никто на нас не смотрит.

– Знаю, но так поступать не годится.

– Да какая разница? – Она нахмурилась. – Если никто на нас не смотрит, какая разница?

– Не знаю, но разница есть.

– Ты уже вернулся в Филадельфию, – сказала она, отступив и сердито глядя на него.

– Ну же, Эмили…

– Вернулся.

Но он лишь повторил:

– Не глупи.

– Я не глуплю, – сказала она. – И я не еду в Филадельфию.

Джонсон не нашелся что ответить.

– Я просто была бы там не на своем месте, – сказала она, вытирая слезу со щеки.

– Эмили…

Она открыто заплакала:

– Я знаю, о чем ты думаешь, Билл. Я знала это уже несколько дней.

– Эмили, пожалуйста…

Джонсон понятия не имел, о чем она говорит, потому что последние три дня были самыми изумительными в его жизни.

– Все бесполезно… Не прикасайся ко мне, пожалуйста… Это бесполезно, вот и все.

Они бок о бок молча пошли обратно в отель. Эмили высоко держала голову и время от времени шмыгала носом. Он чувствовал себя неловко, сконфуженно и не знал, что делать.

Спустя некоторое время Джонсон взглянул на нее и увидел, что она больше не плачет. Она была в ярости.

– После всего, что я для тебя сделала, – сказала она. – Ты наверняка давно уже погиб бы от руки Дика, если бы я тебе не помогла, и ты никогда не выбрался бы из Дедвуда, не уговори я Уайетта тебе помочь, и ты потерял бы кости в Ларами, если бы я не помогла тебе придумать план…

– Это правда, Эмили.

– И вот твоя благодарность! Ты отбросил меня в сторону, как старую тряпку.

Она была не на шутку сердита. Но каким-то образом Джонсон осознал, что это его отбрасывают в сторону.

– Эмили…

– Я сказала – не прикасайся ко мне!

Он почувствовал облегчение, когда к ним подошел шериф, вежливо прикоснулся к шляпе, глядя на Эмили, и спросил Джонсона:

– Вы – Уильям Джонсон из Филадельфии?

– Да.

– Тот, что остановился в «Интер-Оушене»?

– Да.

– У вас есть какие-нибудь удостоверения личности?

– Конечно.

– Прекрасно, – сказал шериф, вынимая пистолет. – Вы арестованы. За убийство Уильяма Джонсона.

– Но я – Уильям Джонсон.

– Не вижу, как вы можете им быть. Уильям Джонсон мертв. Поэтому кем бы вы ни были, вы наверняка не он, не так ли?

На его запястьях защелкнулись наручники. Джонсон посмотрел на Эмили:

– Эмили, скажи ему!

Она повернулась на каблуках и, не говоря ни слова, пошла прочь.

– Эмили!

– Пойдемте, мистер, – сказал шериф и подтолкнул Джонсона в сторону тюрьмы.

Прошло некоторое время, прежде чем всплыли детали. В свой первый день в Шайенне Джонсон телеграфировал отцу в Филадельфию, прося прислать 500 долларов. Его отец тут же дал телеграмму шерифу, сообщая, что в Шайенне кто-то выдает себя за его погибшего сына.

Все, предъявленное Джонсоном – его перстень Йельского университета, несколько измятых писем, газетные вырезки из дедвудского «Блэк Хиллс Уикли Пиониэр», – было расценено как доказательства того, что он ограбил мертвеца, которого, вероятно, сам и прикончил.

– Этот парень, Джонсон – студент с Востока, – сказал шериф, рассудительно прищурившись на Джонсона. – Так что ты не можешь им быть.

– Но это я, – настаивал Джонсон.