Гусар бессмертия - Алексей Волков

Старый Вышневецкий с тревогой смотрел им вслед, но что он мог поделать там, где уже никто из участников не принадлежал себе?

– Господа! В последний раз предлагаю вам помириться. – Даугович, ровесник молодого Вышневецкого, его сосед, а теперь еще и секундант, посмотрел на находящихся в разных сторонах поляны противников. – Вы продемонстрировали готовность встать к барьеру. Учитывая незначительность причины дуэли…

– Вы хотите, чтобы дуэль была четвертной? – тихо проговорил Лопухин.

Четвертной называлась дуэль, в которой после противников стрелялись секунданты.

Даугович замолчал на полуслове.

– Моему мундиру нанесено тягчайшее оскорбление, – заметил Александр.

Он с самого начала потребовал самых жестких условий для поединка. Секундант Вышневецкого приложил немало усилий, и в итоге дуэль обещала быть более мягкой. Хотя как знать…

– Нет, – качнул головой Войцех и несколько картинно обозрел окрестную природу.

Орлов ничем подобным заниматься не собирался. Он был убежден, что Бог – в правде, и потому не слишком переживал за исход поединка.

Да и старый Кондзеровский не зря заставлял бывшего воспитанника каждый день тренироваться в стрельбе и фехтовании.

– Повторяю условия. Дистанция – восемь шагов. Противники начинают сближение за четыре шага до барьера. Стрелять каждый может как в движении, так и стоя. Выстрелив, обязан оставаться на месте и ждать выстрела противника, – принялся монотонно бубнить Даугович.

Его не слушали. Условия были выработаны секундантами, как водится, заранее, с ними ознакомились и отнюдь не нуждались в напоминании. Но раз согласно обычаю их положено повторить, то куда денешься?

Полковой лекарь Невинский вздохнул. Он не любил, когда приходилось работать, а тут, судя по всему, работы было не избежать. Но в этот момент взоры всех были сосредоточены на воткнутых в землю саблях и шкатулке с пистолетами, и, воспользовавшись этим, доктор отхлебнул из предусмотрительно взятой с собой маленькой фляжки.

Чтение, на взгляд Александра, затянулось. Его сильно волновали две вещи, пришедшиеся весьма некстати, но менять что-либо было поздно.

Начальство наконец назначило полку зимние квартиры, оказавшиеся в доброй сотне верст отсюда. Как раз сейчас эскадрон должен был выступить в поход. Собственно, в расчете на подобный случай Орлов и выбрал в секунданты Лопухина, а не Мезенцева. Тому, как старшему офицеру, надлежало принять на время команду и возглавить несвоевременный марш.

Службой Орлов манкировать не любил, однако что делать, когда на карту поставлена честь? Но очень хотелось поскорее покончить с поединком и пуститься догонять уходящий эскадрон.

Вторая новость была еще более несвоевременной, если только вообще что-то могло быть «более».

Штаден – не любезный сердцу друг, а его оставшийся в имении отец – прислал письмо, которое заставляло задуматься.

Барон писал, что его сосед в последнее время совсем сдал. Постоянно болеет, даже имение запустил.

Первой мыслью Александра было попроситься на зиму в отпуск. Все равно никаких занятий в холодные месяцы не было, и его отсутствие в эскадроне ничего не решит. В редких письмах отец неизменно бодрился, но хорошо его знавший Орлов не ожидал ничего иного. Как и не сомневался в словах соседа. Старый гусар всегда старался выглядеть в глазах окружающих бодрым и никогда не вспоминал о болезнях и ранах.

Надо было обязательно навестить отца. Тем более что брат Васятка недавно поступил в лейб-гвардии Гусарский полк, в офицеры еще не вышел и выбраться в Орловку не мог. Но в свете поединка не только отпуск, вся судьба Александра находились под вопросом. Разжалование, крепость – мало ли наказаний существует для проштрафившихся офицеров?

Лопухин поднес пистолеты, и Орлов не глядя взял один из них.

Мысли никуда не делись. Голова была забита проблемами. Орлов машинально встал на отведенное место, взвел собачку курка и посмотрел на изготовившегося противника.

«Надо стрелять в правое плечо», – решил гусар. Решение показалось идеальным. Молодой пан будет надолго выведен из строя, возможно, вообще не сможет продолжать службу, а между тем саму дуэль даже, возможно, удастся скрыть. Начальство тоже не любит выставлять на всеобщее обозрение скопившийся сор, а раненый, как человек чести, не имеет права обратиться в соответствующие инстанции.

– Сходитесь, – выкрикнул Даугович.

Дуэлянты медленно двинулись навстречу друг другу. Теперь стало не до отвлеченных мыслей об отце, наказаниях и выступившем в поход эскадроне.

Орлов в движении стал целить в правое плечо противника, однако Войцех тоже поднял руку, и вместо плеча гусар увидел уставившееся дуло.

«Ах, так!» Орлов машинально сместил прицел, почувствовал, что барьер уже рядом, и палец сам начал медленное движение.

Два выстрела почти слились в один. Что-то просвистело почти по волосам Александра, и он машинально вскинул свободную руку. Но движение так и осталось незаконченным.

Его противник безвольной куклой завалился на спину, упал и неподвижно застыл.

Невинский и Даугович бросились к распростертому телу. Орлов тоже шагнул было туда, однако тут же опомнился и застыл у самого барьера.

– Наповал, – звучно оповестил лекарь. – Аккурат между глаз.

Присоединившийся к ним Лопухин мельком взглянул и восторженно воскликнул:

– Отличный выстрел, Орлов!

– Поупражняйтесь с мое. – Странно, вроде бы напряжение длилось всего несколько секунд, но вдруг Орлов почувствовал, что на него наваливается апатия, словно после долгого боя.

Князь едва не силой извлек из пальцев ротмистра пистолет.

Ротмистр чуть помотал головой, словно таким способом пытался прогнать апатию, и вполне нормальным тоном сказал:

– Побыстрее заканчивайте с формальностями, князь. Надо эскадрон догонять.

Никакого раскаяния он не чувствовал. Напротив, в голове промелькнуло, что теперь у Бонапарта одним солдатом станет меньше. Вот только и радости не было никакой.

Навестить бы отца…

– Сколько я вас просил, господа: никаких дуэлей! – Де Ламберт старательно старался придать голосу грозный тон.

Прирожденный французский аристократ, он очень щепетильно относился к делам чести, однако как генерал должен был пресекать любые нарушения установленных законов.

– Не желаете вести себя мирно – не покидайте расположения! Все эти трупы нам ни к чему. Я уже не говорю о вашей судьбе, – продолжал распекать подчиненных шеф.

Орлов и Лопухин вытянулись в струнку, выслушивая начальственный разнос с положенной в подобных случаях покорностью и без малейшего раскаяния.

Лучше быть наказанным, чем обесчещенным.