Неопалимая - Маргарет Роджерсон

– Реликварий святой Евгении – если ты хочешь его вернуть… – пробормотала она.

– Наконец-то! – воскликнул Восставший одновременно с моим «Сохрани его». – Нет! – зашипел он.

– Правда? – В голосе Маргариты прозвучало сомнение.

– Монашка!

– Это единственный способ уничтожить Восставшего, – объяснила я.

– Не говори ей, – зарычал он. – Зачем ты это рассказываешь?

– Это значит, что для меня опасно носить реликварий, – непреклонно продолжала я. – Мне нет смысла иметь его при себе, особенно в бою. Если его будет хранить кто-то другой, он будет целее.

Восставший вздрогнул, я ощутила его глубочайшее уныние. Но если бы он хоть на мгновение остановился и подумал рационально, то понял бы, что я права. Кроме того, дух все еще не знал, почему я хотела держать реликварий святой Евгении под рукой раньше. Надеюсь, что никогда и не узнает.

Маргарита звонко рассмеялась.

– Знаешь, я всегда тебе завидовала, – призналась она.

Тряпка чуть не упала с моего лица.

– Что?

– Ты всегда была так уверена в себе. Точно знала, чем хочешь заниматься, и каждый мог сказать, что у тебя это получится. Все сестры любили тебя. Меня они ненавидели.

– Нет, это не так.

– Ладно. – Ее голос затих. – Они меня не замечали. Это еще хуже.

Я припомнила ее слова в лазарете: «Они, наверное, даже не заметили, что меня нет», – и то, как сильно она в это верила.

– Прости, что обсуждала тебя за твоей спиной, – продолжала Маргарита. – Это было подло, и мне не следовало этого делать. Я никогда не имела в виду ничего плохого. Мне просто хотелось нравиться другим девчонкам. Хотелось дружить с кем-нибудь, а тебе, очевидно, нет…

– Я хотела дружить с тобой, – перебила я; ужасные слова вырвались сами по себе, словно годами таились где-то внутри, ожидая самого неподходящего момента, чтобы быть произнесенными.

Маргарита повернулась и в шоке уставилась на меня, в то время как я страстно желала провалиться сквозь землю.

– Ты пыталась посадить на меня паука, – сказала она наконец.

– Просто чтобы продемонстрировать, что он не причинит тебе вреда.

– О. Я не… – Она осеклась и отвела взгляд.

Маргарита прикусила губу, затем бросила на меня косой взгляд, словно желая убедиться, что я все еще оставалась собой, а не самозванкой, натянувшей личину Артемизии.

– Жаль, что ты не сказала мне этого раньше, – промолвила она.

Вместо того, чтобы молча пытаться заставить паука ползти по ее руке. Оглядываясь назад, я поняла, что именно пошло не так.

Я уже начала испытывать настороженную радость по поводу того, что мы можем закончить разговор, когда во внезапном порыве она призналась.

– Я никогда не знала, что тебе сказать! Мне всегда казалось, будто я говорю что-то не то. Иногда ты смотрела на меня так, словно хотела, чтобы я просто выбросилась из окна и умерла.

– Клянусь, я и не думала о подобном, – запротестовала я в удивлении. – Наверное, просто долго пыталась придумать, как тебе ответить. Я тоже никогда не знала, что тебе сказать.

– Правда?

Она недоверчиво смотрела на меня. Вот почему я ненавидела свои попытки поговорить с людьми.

– Ты бы не умерла, если бы выпрыгнула из окна, – разочарованно заметила я. – Мы же жили всего на втором этаже. В худшем случае сломала бы руку. И если бы я действительно хотела, чтобы ты вылетела из окна, то сама бы тебя столкнула.

Улыбка коснулась ее губ, прежде чем она успела справиться с собой.

– Ты могла бы, – признала она.

– Это тошнотворно, – вставил Восставший. Я чувствовала, как он бродит по задворкам моего сознания, бунтуя. – Поторопись и покончи с этим.

– Маргарита, я никогда не ненавидела тебя, – настойчиво проговорила я.

Она опустила глаза. Затем улыбка снова появилась на ее лице.

– Можешь возненавидеть в ближайшее время.

Я напряглась.

– Почему?

Она спустилась по лестнице и поднялась обратно с корзиной белых цветов. Я узнала их. Их называли слезами Госпожи, это был единственный вид, что цвел в это время года, осыпая бесплодные склоны холмов звездчатыми соцветиями. Существовала традиция вплетать их в волосы в день святой Агнес.

Я никогда не принимала участия в этой церемонии. Мои руки не могли справиться с такой сложной задачей, как заплетание кос, и к тому же никто не хотел дотрагиваться до меня, к моему глубокому облегчению, да и я тоже не горела желанием к ним прикасаться.

– Я подумала, что клирик Леандр, вероятно, будет там, и он знает, как ты выглядишь, – пояснила Маргарита все с той же застенчивой улыбкой.

Я слегка отпрянула в сторону.

– Он знает, как ты выглядишь, тоже.

– Сомневаюсь, что он помнит меня. Я пробыла в комнате Испытания меньше минуты, и он едва поднял глаза от стола. В любом случае это была бы идеальная маскировка. Кто может ожидать увидеть тебя с цветами, вплетенными в волосы?

Если повезет, Леандр вообще не будет ожидать увидеть меня. Насколько я знала, он все еще думал, что я утонула в Севре. Но у меня появилось мрачное подозрение, что это равносильно попытке Маргариты вручить мне паука. Мне следует принять участие в этом мероприятии, чтобы закрепить нашу дружбу, чего я почему-то очень хотела.

– Ладно, – протянула я таким тоном, словно заглядывала в собственную могилу.

– Разве это не чудесно? – воскликнула Маргарита. Ее удивленное лицо было обращено вверх к разноцветным вымпелам, развевающимся над головой, а я пристально разглядывала булыжники и пыталась не расстаться со своим завтраком.

Мне казалось, что и в обычный день достопримечательности и запахи Бонсанта – это слишком. Как оказалось, город во время фестиваля был во сто крат хуже. Я тащилась за Маргаритой, словно калека, мой желудок сжимался от запахов пота и жирных уличных пирожков. Издевательские звуки кукольных представлений мешались с гвалтом торговцев, громко расхваливающих свои безделушки; голова беспрестанно чесалась от стеблей цветов, коловших кожу. Восставший постоянно заставлял меня останавливаться, чтобы посмотреть на мое отражение – то в полированном жестяном блюде, то в дамском зеркальце, выставленном на витрине в лавке.

Он никогда бы в этом не признался, но я сильно подозревала, что ему понравилось, когда мне заплетали волосы.

– Не волнуйся, – заверил меня Восставший. – Мы идем в правильном направлении. След становится четче с каждым мгновением. По крайней мере, мы хотя бы на несколько часов вырвались из этого жалкого монастыря.