Ночь с Марией. Рассказы - Олег Михалевич

– В подъезде целовались?

– Да так… на прощание только. А после того я ей и не звонил ни разу! – уже совершенно искренне сказал Карнаухов и невольно расслабился. Уточнений о дне, точнее вечере первом Верочка не потребовала, а во второй все так и было: фильм, несмотря на весь ажиотаж, оказался скучным, погода – мерзкой, Лешка укатил за запчастями в Тольятти, больше идти было некуда, а желания знакомиться с матерью Жанны у него как-то не возникло. А днем позже он с букетом цветов караулил Верочку у ворот роддома, и бумажка с номером телефона случайной подруги словно сама собой вылетела из его кармана.

– Значит, пока я в больнице Ляльку вынашивала, ты… – и Верочка с разворота влепила мужу оплеуху так, что он покачнулся.

Домой супруги вошли, не глядя друг на друга. Левая щека у Карнаухова пылала огнем. Лялька, впервые за последние недели оживленная и непоседливая, встретила их у дверей.

– Мамуля! Папуля! – она по очереди повисела на шее у каждого. – А где вы так долго были? А я, знаете, чего нарисовала? А шоколадку вы мне принесли? А Катька мой домик сломала! А еще…

Карнаухов посмотрел на Верочку и смущенно отвел взгляд.

3

На следующий день Карнаухов отпросился с работы пораньше, зашел в универсам, купил пакетик с нарезанной копченой колбасой в вакуумной упаковке, баночку с махонькими, один к одному, маринованными огурчиками и, потоптавшись у стенда со спиртным, выбрал дорогую шведскую водку Absolut. Уложив покупки в полиэтиленовый пакет, он спустился в подземный переход, выбрался из него перед входом на Центральный вокзал, купил билет и прошел к платформе, от которой отходила электричка на Вецмилгравис.

Ехать было недолго, но погода за это время успела основательно испортиться, воздух потеплел, но пошел сильный дождь, зонта у Карнаухова не было, и он основательно промок. Уже нажимая кнопку звонка перед знакомой дверью, он запоздало подумал, что надо было, наверное, созвониться с доктором, а уж потом приезжать, тем более что экстрасенса может попросту не оказаться дома. Но ему повезло: послышались шаги, дверь приоткрылась, и Леонид Ипполитович недоуменно уставился на нежданного гостя.

– Здравствуйте, доктор! – поспешно сказал Карнаухов. – Я у вас вчера был на приеме. Вместе с женой, помните?

– Ну как же, как же… – не очень радостно подтвердил Леонид Ипполитович и пропустил оставляющего за собой мокрые следы гостя в квартиру. – Где это вас так угораздило?

– Вы о чем?

– Вымокли – где? – уточнил доктор, брезгливо тыча в исходящее паром шерстяное пальто Карнаухова.

– То есть как, где? На улице льет, как из ведра.

– Правда? – Леонид Ипполитович посмотрел в сторону окна и недоуменно пожал плечами. – Не похоже что-то.

– Не похоже?

Карнаухов торопливо зацепил пальто вешалкой за крючок, и петля тут же оторвалась. Он кое-как приспособил пальто на крючке и, не снимая ботинок, метнулся к окну, за которым, сквозь редкие тучи, по-летнему ярко светило солнце. Озадаченно почесав затылок, Карнаухов вернулся, снял промокшие башмаки, поднял с пола пакет с недавними покупками и в нем явственно звякнуло.

– Осторожней! – немного испуганно сказал Леонид Ипполитович. – Фарфор – вещь очень хрупкая, а любой скол сразу сводит его ценность на нет. Поэтому при переноске он требует особого внимания. Даже бумага…

– Это не фарфор! – успокоил Карнаухов, и с заметным звяком водрузил пакет на стол, а затем с гордым видом выставил на обозрение и колбасу, и огурчики, и, естественно, бутылку.

– Что это?

– Вы не волнуйтесь. Водка хорошая, дорогая, из фирменного магазина. Сам я, по правде, такой еще не пробовал, но, говорят, от нее голова не болит.

– Я не о голове. И вообще я не употребляю… Да и по какому, позвольте вас спросить, поводу… – голос Леонида Ипполитовича звучал растерянно, и Карнаухов ободряюще улыбнулся:

– Во-первых, Лялька наша поправляться стала, спасибо вам. А во-вторых… Разговор у меня к вам есть. Такой, чтобы между нами.

– Деликатный, значит? – подсказал экстрасенс.

– Именно!

Карнаухов отодвинул стул, уселся поудобней и убрал пакет со стола. При этом в нем опять что-то явственно звякнуло, и Леонид Ипполитович по инерции повторил:

– Осторожней!

– А нечему биться больше. Это у меня для вас подарок. Сам мастерил! Я ведь вам поначалу, уж извините, не верил, думал, к шарлатанам попал. Сейчас таких – на каждом шагу. И то – виданное ли дело, чтобы две гнутых проволоки на вопросы отвечали! Вот я и думал: крутят, мол, они проволоку сами, куда вздумается, головы нам дурят. И только потом, когда Ляльку увидел, понял… А сегодня утром мысль ко мне пришла: надо сделать так, чтобы уж никто и никогда в деле вашем святом не сомневался! Ну, время у меня сегодня свободное было, я и смастерил.

Рассказывая, Карнаухов достал из пакета две покрытых никелем струбцины с приваренными к ним цилиндриками, отогнул край скатерти со стороны, где сидел Леонид Ипполитович, и прикрутил струбцины к столешнице так, как прикручивают мясорубку. Затем вытащил две согнутых под прямым углом проволоки, вставил их в цилиндры и пояснил:

– Если рамки будут установлены стационарно, уже никто не скажет, что вращение вы создаете сами. А когда пациент полностью доверяет врачу, лечение происходит более эффективно, ведь верно? Так что – попробуем?

– Но рамки должны ощущать руки экстрасенса, по ним передается космическая энергия, – без особого восторга прозвучало в ответ.

– Они и будут ощущать. Беритесь за цилиндрики и задавайте вопросы. Ну?!

– Тут надо подумать… – голос Леонида Ипполитовича звучал хрипло, лоб побледнел, в то время как щеки приняли ярко выраженный морковный цвет, отчего экстрасенс сразу стал выглядеть моложе, и Карнаухов подумал, что они вполне могли бы перейти на «ты». – А водка эта… Голова, говорите, не болит?

– Еще бы она болела! – возмущенно ответил Карнаухов. – За десять латов-то! Так что – попробуем?

– П-попробовать, – начал заикаться экстрасенс, – п-пожалуй, можно. С-сейчас п-принесу рюмки.

Пока Карнаухов скручивал у бутылки головку, Леонид Ипполитович принес две фарфоровые статуэтки в виде аиста с полым, граммов на пятьдесят, бочонком на спине и, ставя их на стол, свободной рукой попытался сдвинуть карнауховские приспособления. Но струбцины были прикручены крепко и не думали поддаваться.

Карнаухов разлил водку в бочонки, поднес своего аиста к носу, понюхал и не обнаружил хорошо знакомого сивушного запаха. Вместо него от водки струился аромат черносмородинного листа. Карнаухов поднял сосуд повыше, протянул его в сторону экстрасенса, но сообразил, что антикварным журавлем чокаться не с руки, и предложил тост за здоровье медиков и их пациентов. Выпив, Леонид Ипполитович закашлялся, на глазах его выступили слезы, и он, словно сгоняя муху, замахал ладошкой. Карнаухов пододвинул к нему банку с огурчиками, и врач тут же отправил парочку в рот.