Служанка - Делия Росси

Я решила, что переберусь в соседнюю Артецу, попробую найти работу швеи и поднакоплю немного стависов. А уже тогда буду думать, как границу миновать и стражникам не попасться.

Рассвет выдался алым, как глаза арна. Кромка неба наливалась кровью, разбрызгивала ее по облакам, окропляла их красным, а мне виделось суровое лицо, резкие черты, жесткие темные волосы.

Вот почему так? Куда ни посмотрю – всюду Штефан мерещится, и голос его, и взгляд пламенный, в сердце проникающий. И вроде бы пытаюсь забыть ту ночь, а не могу. Душа болит и назад просится, словно бы и не было никакого предательства, и женщины той, что счастье мое украла, тоже не было.

Глупо… Глупо и недостойно. Не нужна я арну. Потешился, да и забыл. У него Бранимира есть, та, что во всем ровня, на ней он хоть завтра жениться может и детей родить. А я…

Тихий шорох, раздавшийся за окном, заставил меня насторожиться. Это еще что? Сердце как-то нехорошо кольнуло, словно об опасности предупреждая. Я легонько отодвинула край занавески и выглянула наружу. Создательница! Напротив дома выстроились стражники. Пуговицы их мундиров ярко блестели в кроваво-алых лучах рассвета, как и острые штыки мушкетов, и у меня внутри все оборвалось. Дамир… Он меня предал…

Взгляд заметался по кабинету в поисках выхода, но было уже поздно. Дверь распахнулась, и на пороге показался мой кузен, а вслед за ним в комнату ввалились дознаватели.

– Элиния Мария Скерци, вы арестованы за убийство Эбенезиуса Креждена, ростовщика второй линии и верного подданного Его Императорского величества, – послышался бесстрастный голос, и вперед выступил знакомый мне по прошлому дознаватель.

Дан Збежич не изменился. Высокий, бледный, с тонкими, будто бескровными губами и запавшими щеками, он оставался таким же страшным и похожим на злобного ворона, каким я его запомнила. И точно таким же бездушным был его стылый взгляд.

Я смотрела в бесцветные, словно выстуженные морозом глаза и понимала, что это конец. Все мои усилия, все мои надежды, все попытки начать новую жизнь ни к чему не привели. Те два года, что я провела в бегах, лишь отсрочили неизбежное.

– Вытяните руки вперед, – скомандовал дознаватель.

Я не пошевелилась.

– Упорствуете? – голос, как плеть, хлестнул по запястьям, обвил их колючей веревкой, затянул до крови и заставил меня прикусить губу от боли.

Что ж, за то время, что мы не виделись, дан Збежич весьма преуспел в магии. Да и золотые нашивки на его груди говорили сами за себя. За просто так звание Верховного дознавателя не дают.

– Увести, – отрывисто распорядился имперец, и его приспешники ухватили невидимую веревку и потащили меня прочь из комнаты.

Я не пыталась больше сопротивляться. Какой смысл? Только когда проходила мимо Дамира, задержалась на миг и посмотрела в его лживые глаза. В их темной глубине клубились стыд, страх и злоба. А я будто всю судьбу кузена увидела. Не будет ему счастья. И жена его, что первенца ждет, не проживет и трех лет с его рождения. В море погибнет, вместе с сыном.

Я внимательно разглядывала бывшего жениха, а тот дернулся, словно от пощечины, и поспешно отвел взгляд.

– Пошла, – толкнул меня в спину идущий следом дознаватель.

Порог кабинета остался позади, в холле мелькнуло испуганное лицо Латицы, а потом дверь бывшего дома захлопнулась за моей спиной, навсегда отрезая и мою прошлую жизнь, и надежды на будущее.

Штефан

Он открыл глаза и бросил взгляд за окно. Край неба на востоке посерел, предрекая такое же серое утро, а в густых кронах грабов уже просыпались тарики, шумели в листве, пробовали голоса. Теплый, почти летний воздух одуряюще пах жасмином, и этот запах тревожил, будил что-то в душе, заставлял вспомнить… Штефан беззвучно выругался и перевел взгляд на часы. Четыре утра. Он рывком поднялся и подошел к распахнутым створкам, из-за которых сочился неизменный стобардский туман. На душе было муторно. Он и сам не знал, откуда взялась унылая хмарь, осевшая в сердце. Хотя, себе-то можно и не лгать. Знал. Только вот принимать не хотел. И совесть заткнул, чтобы с нравоучениями не лезла. Все он правильно сделал. Лучше сразу глупые чувства обрубить, пока далеко не зашло.

Плеснув в лицо водой, Штефан стянул волосы в хвост, недовольно поморщился и шагнул за порог. Наверное, впервые за все время, проведенное в Белвиле, ему не хотелось идти на пробежку. Как-то враз изменилось все, опостылело, будто пеплом седым дороги жизни припорошило.

Он шел по коридору, глядя прямо перед собой, и лишь у дверей гостевых покоев ненадолго замешкался, пытаясь понять, что чувствует и чего хочет. Вчера он ушел от Бранимиры рано, едва только пробило полночь. Несмотря на уговоры, не мог больше оставаться с ней рядом, невмоготу стало на лицо ее смотреть, в глаза зеркально-черные заглядывать. Зверь злился, но Штефану нужно было вырваться из душного дурмана спальни, из жадных объятий Бранимиры, уйти от ее ненасытных губ и одуряющего запаха страсти.

Зверь и сейчас злобно рычал внутри, все еще обижаясь из-за вчерашнего, но Штефан осадил его и, не раздумывая больше, быстро пошел к лестнице.

Во дворе было привычно сыро, но уже не так промозгло, как раньше. Весна набирала силу, торопилась, бежала навстречу лету, как быстроногая девчонка. Штефан усмехнулся. Странные сравнения в голову лезут. И образ подходящий перед глазами стоит – живое, переменчивое лицо, глаза синие, в которых душу насквозь видать, любовь и ласка, что, не скрываясь, в них светятся, и губы алые, манящие, малиной пахнущие.

Он отер ладонью вспотевший лоб и прибавил шаг. Глупо вспоминать то, что было. Ушла и ушла. Сколько таких вот девочек в его жизни было! А сколько еще будет? «Таких – не будет», – шепнул внутренний голос, но Штефан от него отмахнулся. Неважно все это. О другом думать нужно, с Мирой что-то решать. Четвертый день уже в Белвиле гостит, а так и не ясно, для чего приехала. Не верил Штефан в любовь ее, вот хоть убей, не верил. Никогда он дураком не был и сейчас не собирался, ясно же, что прислали ее с особым наказом. Только вот кто и с каким? Если Берден – это одно. А если император…

Влажные ветки хлестали его по рукам, но Штефан не чувствовал боли. Он бежал по узкой тропинке, а в голове мысли тяжелые ворочались. Для того, что он задумал, ему нужно было время и свобода маневров. А какая тут свобода, когда по Стобарду дознаватели снуют? Из замка он их выдворил, а они в городе застряли, Зданич у Драговеца поселился, мелкая сошка по гостиницам расположилась, пьют и едят от пуза, а гостинники счета к нему несут, денег требуют. И ведь как «своевременно» главный дознаватель провинции в Стобарде оказался! То сидел в Бежине безвылазно, а тут вдруг с инспекцией по городам поехал. Да так удачно! Как раз к покушению на бывшего командующего императорской армией поспел.

Штефан хмыкнул и заправил за ухо выбившуюся прядь. Он отчетливо видел все ниточки заговора, что из столицы тянулись. Георг, скорее всего, поручил это дело Сварду, а тот уже привычными методами действовать стал. Сначала наемников подослал, рассчитывая отделаться малой кровью и выдать все за нападение лихих людей, а когда это не сработало, Стрена задействовал и одновременно Зданича в Стобард отправил, чтобы тот расследование провел и мелких исполнителей наказал. И все остались бы довольны – и его убрали бы, и преступление поскору раскрыли. Да только не на того напали! Не собирался он доставлять императору и его гиенам такого удовольствия.