Капля чужой вины - Геннадий Сорокин

Мару поместили в палату «люкс» на двух человек. Каждое утро ее осматривал врач, медсестра под видом лекарств выдавала безобидные витаминки. Как-то Мариэтта, быстро освоившаяся в больничных стенах, поспорила с медсестрой, и та вколола ей в ягодицу болезненный витамин Б.

– Будешь себя плохо вести – врач еще уколы выпишет, – пригрозила медсестра.

Мара присмирела и больше с медперсоналом не спорила. После задержания Часовщиковой Мариэтту «выписали». Ее «лечение» обошлось Шаргунову в восстановление водительских прав родственнику главврача больницы и так, по мелочи: кому разрешение на охотничье оружие продлить, кого коньяком угостить.

Прокурор района, ознакомившись с показаниями Мары, арестовал Часовщикову. Шаргунов подал в областное УВД рапорт о том, что его сотрудники раскрыли опасное преступление в Новосибирске. Информация дошла до Москвы. Из столицы в Новосибирск прибыла группа оперативников. Они ознакомились с делом о разбойном нападении на судоремонтном предприятии, допросили Лазарева и Мару. Часовщикова разговаривать с москвичами отказалась.

В конце января 1983 года как гром среди ясного неба грянул приказ министра МВД: «Сотрудниками главного управления уголовного розыска МВД СССР раскрыт ряд преступлений, которые местным оперативникам оказались не по зубам». Уголовное дело по обвинению Лазарева и Часовщиковой передали для дальнейшего расследования в прокуратуру Союза.

Об участии Шаргунова и Клементьева в раскрытии преступлений, совершенных Часовщиковой, в приказе министра не было сказано ни слова. Про меня и речи быть не могло – я участвовал в этом деле на общественных началах, за счет своего личного времени.

На суде Часовщикова вела себя дерзко, ни в чем не признавалась. Дважды пыталась вскочить и выколоть глаза Лазареву, но каждый раз конвоиры успевали усадить ее на место. Во время допроса Орловой Часовщикова перебила девушку:

– Кого вы мне подсовываете? У вашей свидетельницы ума как у недоразвитой макаки!

Мара обиделась на «тетю Свету», всплакнула и повторила показания. С этого момента участь Часовщиковой была решена. Но судью не устраивали мелкие шероховатости в деле. Решив устранить все, даже малейшие неточности и недомолвки, судья в перерыве между заседаниями вызвал подсудимую в свой кабинет.

Конвоиры ввели Часовщикову в наручниках. Судья, пристально посмотрев ей в глаза, сказал:

– Подсудимая! Своим упорством вы ничего не добьетесь. Ваша вина доказана, осталось выбрать наказание. Я склоняюсь к тому, чтобы приговорить вас к высшей мере наказания.

– Женщин не расстреливают! – возразила Часовщикова. – Самое большое, что вы можете мне дать – десять лет лишения свободы.

Присутствовавший при разговоре прокурор подал Часовщиковой Уголовный кодекс:

– Найдите в нем оговорку, что высшая мера наказания к женщинам не применяется.

Часовщикова, весь процесс бравировавшая своим наплевательским отношением к смерти, испугалась. Она поняла, что судья областного суда не шутит и действительно может приговорить ее к расстрелу.

– Я – старая женщина, больная, меня не могут расстрелять, – пробормотала она.

– Я приговорю вас к высшей мере наказания, – сказал судья. – Ваш адвокат напишет жалобу в Верховный суд. Кассационная инстанция заменит вам расстрел на двадцать лет лишения свободы. Сколько вам будет к концу срока? Семьдесят два года или уже семьдесят три? Хороший возраст начать жизнь заново.

Прокурор забрал у подсудимой кодекс. Часовщикова стояла, не зная, что сказать. В голове у нее все перемешалась, от грозящего срока на душе стало тошно.

– Часовщикова! – повысил голос судья. – Посчитаем! Хищение в особо крупном размере, совершенное путем разбойного нападения – раз. Убийство Горбаша – два. Убийство Обедина – три. Убийство бомжа – четыре. Подстрекательство к убийству Крылова – пять! Мне что, по этим обвинениям вас к колонии-поселению приговорить?

– Я нападение на кассира не организовывала, – вполголоса сказала Часовщикова.

– Следователь считает, что именно вы руководили нападением. Вы отрицаете. В судебном заседании вы или молчите, или хамите. Мне каким-то магическим способом надо сделать вывод: участвовали вы в разработке нападения или нет?

– Я дам показания, – прошептала Часовщикова.

– Не надо делать нам одолжение! – вмешался в разговор прокурор. – У нас вполне достаточно доказательств для вынесения обвинительного приговора. Мы хотим услышать ваше чистосердечное признание и ответы на все вопросы, которые возникнут у суда. Вы готовы покаяться в содеянном?

На следующем судебном заседании Часовщикова попросила слово и в подробностях рассказала, почему она решила убить Горбаша. Из ее рассказа мне были интересны только несколько моментов.

– Каким образом вы узнали, что Лазарев с сообщниками готовят нападение на кассира? – спросил гособвинитель.

– Я случайно заметила, как двое мужчин крутятся около заводоуправления, что-то высматривают. Понаблюдав за ними, я поняла, что они готовят нападение на кассира. Третий человек в административный корпус не заходил, всегда стоял за углом. Я проследила за мужчинами, вычислила, где они живут. После нападения пришла домой к Лазареву и потребовала четверть похищенного.

– Как к вам в руки попали ампулы с сильнодействующим веществом?

– Они были в кителе Миколы Прохоренко. Специально я ампулы не похищала.

– Где вы хранили ампулы столько лет?

– Все началось с того, что Прохоренков в письме обмолвился: он встретил на улице Горбаша. Я приехала, убедилась, что это именно Горбаш, и решила его убить. Пока обдумывала план мести, вспомнила о препарате. Я спрятала его в то время, когда жила у лесника. Рядом с домом лесника была старинная заброшенная могила. Я отодвинула камень кладки и спрятала препарат под могильной плитой. Ампулы были в герметичной коробочке, похожей на портсигар. За время хранения портсигар местами проржавел, но ампулы были целыми, только немного заплесневели сверху.

– Вы ездили за препаратом на Украину? – уточнил гособвинитель.

– Я рассчиталась с прежнего места работы в Бердске и поехала в Львовскую область. Дом лесника не сохранился. От него остался только фундамент. Могила, где я сделала тайник, заросла. Коробочка с препаратом была на месте.

– Почему вы передали его на хранение Прохоренкову?

– Я опасалась обыска, а он был вне подозрений.

Название «Старичок» в судебном процессе не упоминали из соображений секретности. Создателя препарата Романова в суд не вызывали. Ни прокурор, ни судья происхождением препарата публично не поинтересовались. В материалах суда «Старичок» фигурировал под условным наименованием «Препарат 118-2».

– Подсудимая, – на одном из заседаний обратился к Часовщиковой судья, – вы не опасались, что Горбаш вас опознает и ваш план мести не удастся?

– В первый раз я встретила Горбаша на улице, прошла мимо. Он меня не узнал. Во второй раз специально столкнулась с ним около входа на завод. Горбаш вновь никак не отреагировал на мое появление. Все-таки почти сорок лет прошло с того дня, как он меня выдал бандеровцам! За эти годы я изменилась до неузнаваемости.