Хозяин лета - Дмитрий Могилевцев

– Да? Это утешительно. Если б он еще мне лапами в грудь не упирался…

Ира потянула пса за ошейник. Тот зарычал, мотнул головой.

– Я не могу, – растерялась Ира. – Он же больше меня весит. Он только папу слушает.

– Так позови… папу своего.

– Я… я не могу. Спит он.

– Так разбуди.

– Он… он не так спит. Его не разбудить сейчас. Он уже до утра.

– Понятно. Тогда подай мне, пожалуйста, пистолет. Вон он лежит, прямо под ногами твоими. Под крыльцом.

– Не надо, пожалуйста. Не нужно убивать его. Он хороший. Добрый. Я его из соски кормила.

– Раз добрый, так придумай что-нибудь. Неприятно будет, если добрый зверь мне лицо изуродует.

– Хорошо, хорошо, я сейчас. Вы только не стреляйте в него, пожалуйста. У нас кость в холодильнике лежит, мозговая. Он любит их. Я его к будке приманю – и на цепь.

Дима думал, лежа, что таких чудищ следовало бы держать в клетке из арматуры. Как медведей. И мясо просовывать на палке. И упаси боже выпускать иначе как на якорной цепи. Весит, самое малое, полцентнера. Не вздохнуть. Думал, столбом ударило. Такая туша. И пасть в локоть длиной. Хорошо, не цапнул, с ног только сшиб. Но если б за руку хватанул, переломать мог бы запросто.

– Анзор, Анзор, на, посмотри, посмотри, я вкусненького тебе принесла! – позвала Ира, показывая кость.

Анзор повернул морду, принюхиваясь.

– Маленький мой, Анзор, вот косточка, хороший, вот косточка!

Анзор завилял хвостом. Потом рыкнул для острастки и осторожно снял лапы с Диминой груди. Дима по-прежнему лежал, не шевелясь. Тогда пес, косясь на него, неторопливо подошел к Ире.

– Есть! – закричала она.

Дима перевалился на бок и проворно, на четвереньках, взбежал на крыльцо. Анзор зарычал, рванулся, заскреб лапами землю, натягивая цепь.

Потом Ира поила Диму чаем на веранде и кормила свежими плюшками. Плюшки были на меду, вкуснейшие.

– Это он чувствует, что вы меня огорчить собираетесь, – сказала ему Ира, в очередной раз подливая чаю. – Он в людях разбирается.

– Гастрономически, наверное, – заметил Дима.

– Да нет, что вы. Он, конечно, может укусить если кто чужой полезет. Он чувствует, плохой человек или нет. Вас вот не укусил. Только с ног сбил. А что ему еще делать? Он ведь дом должен охранять. А вы ведь вообще его убить хотели.

– Да это я от неожиданности. Когда на тебя такая туша мчится, поневоле за пистолет схватишься.

– Хорошо, что вы промазали.

– Хорошо, – согласился Дима.

– Знаете, – вдруг сказала Ира, – а Рыся отсоветовала мне в медсестры к вам проситься.

– Может, и к лучшему. А ты хорошо ее знаешь?

– Рысю? Да так себе. Она раньше сюда приезжала. Тут отец ее служил. Он военный или кто-то в этом роде. У нас же военный городок важный очень неподалеку, знаете? Она как-то даже с четверть в школе нашей проучилась.

– А кто она теперь? Чем занимается?

– Я не знаю. В Городе где-то. Но она сейчас другая совсем стала.

– Какая другая?

– Ну, не знаю. – Ира пожала плечами. – Другая. Странная какая-то. Вы видели, с кем она приехала? Такие здоровенные, плечистые ребята в черных очках. Почти как эти ваши помощники. На джипе. Черном. Она всё про вас расспрашивала. Говорила, ваш друг советовал ей вас найти.

– Какой друг?

– Ну тот. С площади.

– Кто? С какой площади? – Дима от неожиданности выронил плюшку.

– Не знаю.

– А что еще она про друга рассказывала? А куда она поехала? Где ее искать сейчас?

– Да ничего. Да мы и болтали вчера всего ничего. Откуда мне знать, куда она поехала. В Город, наверное. Только вы не ищите ее.

– Почему?

– Не ищите ее. Я же говорю вам – странная она. И Анзор так и рвался с цепи. Рычал, даже пена с клыков летела. Я никогда его таким не видела. А раньше она и гладила его, и кормила. Не ищите ее. Она… она плохое с вами сделает.

– Плохое? Вот уж не думаю. – Дима усмехнулся. – Спасибо вам большое за чай и плюшки. И за предупреждение. Обязательно буду иметь его в виду.

– Да не за что. Я тут вам немного собрала, вот, в пакете. Возьмите. – Ира протянула сверток и вдруг покраснела, засмущавшись.

– Спасибо.

Она проводила его до калитки и помахала вслед рукой. Дима рассеянно махнул в ответ. Думал он о том, чтобы тут же, не медля, расспросить посты у выездов из города – они ведь не могли не заметить черный джип. Не могли.

Дима ничего не успел проверить и ни у кого не успел спросить. Около полудня старику позвонили – по обычной линии, безо всяких мер предосторожности. Выслушав длинный, сбивчивый рассказ, задав несколько коротких вопросов и получив ответы на них, старик созвал всех, кого смог, и раздал приказы. Время медлить прошло. Так что едва Дима вернулся на площадь за машиной, как сразу отправился на базу – собирать всех, кто должен был выступать под его началом.

Пошла легионная рота, усаженная на грузовики, пошли бронетранспортеры с егерями и дезертирами, пошли, басовито кашляя выхлопом, извлеченные из-под земли серые танки и их снятый с пьедестала прадед, сверкающий свежей краской. Войско конфедерации разномастным тряпичным мячом покатилось на северо-запад, описывая вокруг Города дугу и приближаясь к нему. Арьергарду было приказано не останавливаться, сбивать заслоны, но обходить сильное сопротивление, желающих присоединиться отправлять к тем, кто идет следом. Старик разделил свои силы надвое, решив отправить вторую половину чуть позднее и в другую сторону, заходя с севера, – он знал, что у противника не хватит сил оборонять Город со всех сторон.

Танки шли по дорогам, взбивая пыль. И с ними, с пятнистой камуфляжной формой и касками тех, кто сидел на их броне, оборвалась последняя нить, за которую еще держалось в своем времени это лето.

Война вновь вернулась в Город. Его раздирала стрельба. Стреляли на улицах, в центре и на окраинах, в пригородном лесу, в парках, дрались в коридорах серого, слепленного из бетонных блоков, огромного дома на главной площади, у Национального театра и Офицерского собрания, во дворе скрытой за площадью тюрьмы. Пересекающие кольцевую шоссе блокировали бронетранспортерами, асфальтовыми катками и огромными карьерными самосвалами. Стреляли без предупреждения по всякой машине, пытавшейся проехать по кольцевой или пересечь ее. Поезда и электрички застряли на пригородных станциях, а просторные залы сданного к юбилею Города нового вокзала усыпало выбитое очередями стекло. Автобусы и такси стояли в опустевшем аэропорту, по которому слонялось полдесятка иностранных корреспондентов, без объяснения причин так в страну и не впущенных. Не работали ни магазины, ни кафе. Не было ни электричества, ни связи – на всех главных городских коммутаторах и подстанциях вместо персонала сидели люди с автоматами. Город был наглухо заперт, и его захватила война.