Дело о дуэли на рассвете - Андрей Константинов

И тогда Грустнев задействует ребят из Бюро региональных расследований, чтобы их вернуть и снова подкинуть.

Придется, наверное, идти к Обнорскому и все ему рассказать. Пусть скажет, что теперь со всем этим делать.

— Валь! Ты там жива? — постучала в дверь Сашка.

Поздно вечером мы опять сидели на кухне и разговаривали.

— Не впадай в кому, — утешала меня сестра, применяя свою медицинскую терминологию. — Иди ложись. Выспись хоть, а то на черта похожа, и отключи телефон в комнате, мне звонить будут…

Удивляясь способности нынешних студентов учиться по телефону, я пошла стелить диван. Зазвонил телефон, и через минуту на пороге возникла Сашка.

— Это тебя. Незнакомый мужской голос. Будешь говорить?

— Рыжая, не спишь? — раздался из трубки бас Женьки Бахтенко.

— Что я должна сделать еще в угоду твоему Виктору Эммануиловичу? — прокричала я, чувствуя, как бешено колотится сердце. — Взорвать «Золотую пулю»? Убить Обнорского?

— Ничего. Ничего делать не нужно.

Я хочу объяснить тебе, что ничего страшного не произошло, если хочешь — я отдам тебе документы, которые у тебя забрали.

— Ты что, их украл?

— Нет. Просто они нам не нужны.

— Объясни мне, Женя! — взмолилась я. — Разве тебя не выгнали из Бюро после той истории с моим внедрением?

— Выгнали. Но из Бюро не уходят.

Если им надо, найдут и заставят работать.

— Так это вы подожгли «Сумерки»?

— Нет.

— Значит, Вронский?

— Нет.

— Тогда кто — Грустнов?

— Не знаю я, кто поджег. Я думаю, что пожар был случайным.

— А зачем вы меня похищали?

— Никто тебя не похищал. Тебя просто привезли на деловую встречу.

— И зачем?

— Чтобы посмотреть, что ты там нашла. Понимаешь, Бюро довольно плотно работало с «Сумерками», и новому редактору газеты, да и акционерам об этом знать не стоило. Другое дело, что ничего компрометирующего Бюро в твоих бумажках не оказалось. Так что можешь их забрать. Если хочешь, я пошлю их тебе в Агентство с курьером…

Утром я обнаружила на своем столе запечатанный пакет, в котором лежало все семь найденных мною в редакции «Сумерек» документов. Не хватало только бумажки с логотипом БРР.

Я опять разложила перед собой все эти счета, платежки и расписки и задумалась.

Схема получалась другой — не той, что возникла у меня в голове вчера вечером, кто-то подкинул эти бумаги на пожарище.

Этот кто-то явно не Вронский. И не сотрудники БРР. Грустнов? Но зачем ему изобретать такой дикий способ обнародования документов? Мог бы и просто отдать их куда следует.

Я пошла к Каширину и попросила её выяснить, что такое ООО «Марта» и ООО

«КДК». Вскоре он сообщил, что с точки зрения учредителей эти фирмы вряд ли меня заинтересуют, скорее всего — это компании, через которые «Сумерки» обналичивали деньги.

«Странно, — подумала я, — зачем Вронскому было обналичивать какие-то деньги со счета „Вечерки“, если банк и так давал ему „наличку“?»

О ком там говорил Вронский — о каком-то молодом экономисте Лейкине, который зачем-то пришел работать коммерческим директором в убыточную газету.

Я попросила ребят выяснить, что это за Лейкин.

Ага: Лейкин Ефим Борисович, 25 лет, экономист, работал в представительстве Фонда Хаммера, потом ушел в «Сумерки».

Не женат, живет с мамой — Лейкиной Агнессой Михайловной.

Теперь мне все стало понятно: этот самый Лейкин обманывал несчастного интеллигентного и доверчивого Вронского и воровал деньги, которые газета зарабатывала на рекламе и подписке. Когда Вронского сняли, Лейкин испугался, что его преступную деятельность могут разоблачить и решил незаметно подкинуть документы, свидетельствующие о том, что к исчезновению редакционных денег имеет отношение исключительно главный редактор Василий Петрович Вронский. Однако документы нашла я…

Этого Лейкина надо разоблачить, а репутацию Вронского восстановить. В этом я не сомневалась. Но одной мне это вряд ли под силу. Собравшись с силами, я пошла к Обнорскому, но секретарь мне сообщила, что Андрей Викторович еще утром убыл в командировку в Тобольск и вернется только через неделю.

Я прошла по коридору и решительно толкнула дверь кабинета Скрипки.

— Алексей, — сказала я как можно более официальным тоном, — я не считаю, что наши с вами отношения — не бойтесь, Алексей Львович, прошлые отношения! — должны препятствовать нашей профессиональной деятельности.

— Не должны препятствовать, — радостно подтвердил Скрипка.

— Так вот, я прошу вас помочь мне.

Я рассказала Скрипке историю с «Сумерками Петербурга», показала найденые мною документы. И изложила выводы к которым пришла.

— Да-а, — сказал Скрипка, — негусто.

С этим Лейкина не посадишь.

— Я не хочу его сажать, — объяснила я. — Я вообще не хочу никого никуда сажать. Я хочу помочь Вронскому. Мне жалко его доброе имя.

Скрипка посмотрел на меня удивленно:

— Ладно, — сказал он, секунду поразмыслив, — собирайся, пойдем к Лейкину, посмотрим, что это за фрукт.

* * *

Ефим Лейкин оказался довольно милым молодым человеком. Мне такие нравятся. Вернее — нравились раньше.

Мы со Скрипкой ввалились к нему домой без предупреждения, а он как ни в чем не бывало поил нас кофе и рассказывал о своей работе в Фонде Хаммера.

Скрипка о пожаре в «Сумерках Петербурга» не заикался, я тоже не знала, как начать разговор на нужную нам тему, и занималась тем, что гладила развалившегося у моих ног кокер-спаниеля.

Я услышала, как открылась входная дверь и кто-то вошел в квартиру.

— Чарлик, ты дома? — из коридора раздался противный женский голос.

Я думала, что сейчас на зов вскочит собака, но она продолжала спокойно лежать. Зато Ефим Лейкин быстро поднялся:

— Я дома, мама. У нас гости.

Тут я все поняла. Я порылась в сумке и довольно скоро обнаружила найденный в обгорелом кабинете Вронского «Паркер» с забавной надписью «Чарлику в день рождения».

Пока Чарлик Лейкин общался со своей мамой, я быстро поделилась своим открытием со Скрипкой. Скрипка расцвел. Теперь он знал, что делать…

* * *

Под Скрипкиным напором — уж я-то знаю, как трудно перед ним устоять, — Лейкин быстро раскололся. Он признался в том, что, узнав о снятии Вронского с поста главного редактора, поджег его кабинет и случайно потерял там свой «Паркер». Зачем Лейкин устроил этот пожар?