Капитан Удача - Александр Белаш

Форт пропустил вопрос мимо ушей. Ему вспомнился недавний разговор с военюристом. На экране тот был в лёгкой светло-синей рубашке, за спиной его золотом и зеленью светилось окно, затканное какими-то вьюнками. Непринуждённый и раскованный, изысканный и витиеватый в речах. Ни тени озабоченности на лице, служба ему не в тягость. Наверняка на откровенность о том, что сидеть в квадрате стен и ждать судебного решения, означающего переход из неволи в неволю, для нормального человека равносильно пытке, юрист ответил бы дежурным утешением. Поэтому Форт не стал выкладываться перед ним. С имплантом он тоже не собирался толковать о гнетущем душу. Хоть ненадолго отрешиться и читать причудливые пути снежинок в воздухе — такие разные, так щедро насыщающие скудный мир ощущений робота... Даже насморка не схватишь! Здоров, как надмогильный камень. Порой становится как-то неловко морочить медиков базы, регулярно выдающих ему пищу киборгов и ёмкости подзарядки жидкостной системы.

Мир монотонного коловращения, как маховик в закрытом кожухе. Скрываться с Шуком и Эну было не в пример занятнее. Впору ради разнообразия сбежать и, пока не поймают — ощутить себя подвижным, быстрым, вёртким, выбирающим дорогу в сложно меняющейся ситуации. Где-то там, за землисто-рыжими горами, за безднами перелётов — свобода. Где она живёт, кто скажет?

— Я скоро уезжаю.

— Вот как? И куда?

— Мне разрешили поселиться в землях Дома. Условно, на полтора года. Армейская полиция... — она осмелилась вынуть руку из муфты и поймать снежинку, — ... расследовала, не воруха ли я.

— Спросили бы у душеньки Луи Маколя.

— Он пропал куда-то, вроде как улетел. Я работала у него законно! — с вызовом повысила она голос.

— Без комментариев.

— Я никого не убивала.

— Просто училась, как это делать.

— Ты не знаешь всего... — отвела она взгляд.

«Ты тоже, — подумал Форт. — Может быть, у нас одна история. Ведь и меня обучали, обрубив все выходы».

— Мне предложили готовиться на солдата.

— Значит, сменят узел в голове на свой.

— Удалять нити встанет дороже. А так я почти гожусь.

— В лазутчики?

— Мне не велели говорить, в какие войска.

— Ну прощай, — отпустил Форт от себя родственную душу, чтобы та шла на новый виток подчинения.

— Вот, — положив ему в руку высохший, расплющенный в книге цветок, она повернулась и исчезла в галерее.

Форт прикрыл подарок от снежинок, погладил пальцем — тонок, шелковист, кожа просвечивает сквозь лиловые лепестки.

На южных широтах «сезон небесных слёз» выдался светлым и тёплым; ждали восточных ветров с пылью из Буолиа, но прогноз не сбылся — зимние урожаи не пострадали, цены на продукты питания снизились. Приютская каша шла за полтиота миска, и Шук прямо-таки обжирался, чувствуя, что там, где без проблем прощупывались рёбра, появились вполне человеческие бока из мяса. Он побирался и поворовывал у храмов; кроме того, его подкармливала Эну, устроенная от приюта в квартальную столовку — правда, прочистив лимфу и заметно потеряв краски желания, она стала другой: задирала нос, оттопыривала пальчики и наряжалась как городская, даже говор начала перенимать.

— Не зови меня «ты» при владельцах, понял?

— У! а как — «госпожой посудомойкой», что ли?!

— И при поварах зови на «вы», а то жрать не вынесу. Стой за крыльцом и жди, как все стоят, в положенное время. Не заявляйся мне сюда когда попало.

— Чего это ты важная стала?! — возмутился Шук. — Ты же моя крысочка, Энуну... — полез он с лаской, чтобы вернуть былое, но хлёстко получил тряпкой по лапам.

— Ц! будешь ты мне напоминать! Крысочку ему — а крысеняточек не хошь? — подразнила Эну противной гримасой. — От всяких лишайных мне мальков не надо. Баста, я в просто люди выхожу. Ты тест по алфавиту сдал?

Чтобы не отвечать, Шук стал насвистывать и пританцовывать на месте, по-модному выпятив губу.

— Гольтепа безграмотная, — Эну вдруг понравилось называть вещи своими именами. — Тебя обратно вышлют за пустую голову. Ты по помойным бакам лазить разучился? или больше по карманам шаришь? Ещё и приговор на лоб наклеят.

— Ну, вышлют — и чего такого? — отбивал Шук чечётку. — Нам по зонам жить не привыкать. А-ля-ля, постановление мне зачитали, а-ля-ля. В зону, мама, я поеду, меня поезд повезёт...

— Назад, в седьмую, на Цементные? — всё-таки ей было любопытно, куда отправят милого-постылого.

— Не, я туда ни ногой. Там теперь хозяин — Муа! Толстого и Канэ распатронили и засадили в колонию с усиленным режимом. Муа меня до верёвки доведёт, начнёт каждый день хлыстать. А-ля-ля! А я им трепет закатил, как настоящий! Себя, сказал, порешу, а в седьмую ни за что. Так и написали — в пятую. Там курорт...

— Говорила тебе — учись! — в Эну напоследок разыгралась сердитая горечь. — Я помогла бы. Здесь неучёных не держат. Ты сам не захотел, а то билет бы дали, чтобы тут жить.

— Подтирка твой билет, — язвительно бросил Шук, пряча досаду. — Не угодишь — и отнимут. Просись тогда ко мне!

— Вот уж куда не собираюсь! Я, — Эну горделиво пригладила хорошо причёсанные волосы, — сдала на должность, па другой неделе перейду в раздатчицы. Позовёшь посудомойку, я не выйду. Ты меня в зоне не дождёшься, я теперь буду гражданка автономии. Могу и в кулинарное училище...

— Это когда ещё! сколько годов пороги обивать, документ выклянчивать...

— Ты-то получил уже! Наверняка в сводку опознания внесли: «крадун карманный».

— Ага, а с тобой рядом записали: «умви-красноверка», — огрызнулся Шук — и тряпка влепилась ему в физиономию.

— Эну, долго милостыню раздаёшь, — выглянул ладный полукровка, повар по салатам, и нахмурился: на щеке побирушки горел свежий удар. — Это еще что?

— Хамло, — дёрнула Эну плечиком. — А ещё ленту приютскую носит!

Не дожидаясь выволочки, Шук пошёл по проулку от столовой, поняв, что больше Эну его не накормит.

Суббота, 7 августа 6242 года

Имперское время — тайхэ, 9 алга 1298 года

Форт ожидал приговора без охраны. У него был пропуск судебного присутствия, с ним он сюда вошёл, с ним мог и выйти в любой момент, но идти ему было некуда — параметры его лица и тела хранились в базе биометрического контроля, и на ближайшем транспортном узле его деликатно задержали бы и передали армейской полиции.

Свобода перемещения в землях Дома, как и в автономиях, на поверку оказалась иллюзией, скрывающей глубоко потаённую службу глобального наблюдения. Как и в Сэнтрал-Сити, учёту и поголовному включению в реестр подлежали честные граждане, которые до такой степени не замечали слежки, что забывали о её существовании, а крадуны и воры ловчились проскользнуть между липких нитей вездесущей паутины телеглаз и датчиков. Отчасти могла выручить маска, но гостям с иных планет — наравне с льешами и умви — масок носить не разрешалось. Никаких сомнений, что где-то уже старательно записано: «Склонен обманно выдавать себя за нидского урода» и приложена сканограмма в трёх проекциях.