Ключ власти - Александр Белаш

— Слишком крепко? да что вы говорите! Надо попробовать, самую капельку… одну каплю… Кх! да, вы правы, действительно «бальзам, к молитве пробуждающий». Больше ни-ни. Фруктовой воды, пожалуйста!

Ту же фруктовую водицу потягивал и Касабури, не уважавший здешний хмель. Его соседом оказался медно-загорелый блондин из людей Карамо. Бойцы, внимательно приглядевшись друг к другу, начали деликатный осторожный разговор.

— Могу ли я просить о знакомстве, гере кавалер?

— Почту за честь быть с вами знакомым, — сдержанно, но охотно ответил блондин. — Зовите меня «воин». Я Котта Гириц, из конной артиллерии.

— Я — Касабури Джаран. Оставил службу в звании пилота летуна. Смею ли я задать вам вопрос личного свойства, друг воин?

— Извольте, лиге дайва бу. — Котта слегка щегольнул знанием языка шахт.

— Вижу, вы тоже не пьёте — соблюдаете обет?

— Так принято. Один в отряде всегда должен быть трезвым.

— Разумное правило… Владеете ли коротким клинком?..

Среди весёлого застолья только двое были озабочены своими тягостными мыслями.

Как ни хотелось забыться после объяснения с Эритой, Огонёк отказался пить бальзам — цедил сливовую наливку, глядел в тарелку. Поднять глаза, встретиться взглядом с Эри или с Ларой — сил не было.

Ан-эредита сказала — как печать поставила: «Вы должны дать мне клятву о вечном молчании». И при расставании добавила, когда они кабину стыковочного узла покинули: «Мы знакомы — и только, не более. Как офицер, вы должны владеть своими чувствами и подчинять их рассудку. Будьте благоразумны и верны своему долгу».

С горьким изумлением следил он в ту минуту за её лицом, пытаясь отыскать в нём хоть какой-то след, хоть колебание, хоть мимолётную тень прежней нежности. Увы. Тёмно-пламенные губы строго сжаты, в жёлто-карих очах ни слезинки, ни единого тёплого проблеска. Лик ангела из живого стал каменным, как изваяние.

«И нечего мне было поддаваться на её ласки!.. это нас Дух Любви шутя крылом задел, как для забавы… у Девы-Радуги много теней и слуг, что людей сводят. Надо было крепиться и воли себе не давать. Не по чину мне с ней целоваться… Она сама напала на меня! Вырвалась на волю из дворца — и задурила… А теперь толкуй Ларе, что я не виноватый».

Ларита нет-нет да посматривала на него.

Может, и хорошо, что Эри ему отлуп дала. Честно поступила. Вот что значит благородство! даже не светлая кровь — а золотая. Всё в себе переломила, на живое чувство наступила.

«А я бы так смогла?.. от парня отказаться ради чести? Ну, наверно, если он свинья — то можно. Так ведь не свин какой, а честный малый. Просто запутался… Как он теперь подойдёт ко мне?.. Э, нет, Огонёк — не дождёшься, чтоб я подошла к тебе первая! Известно — парень предлагает, а девчонка выбирает, кто милей. Но… вдруг он от горя с борта кинется? вот, сейчас напьётся, и со смотровой площадки — прыг!.. Если она его сильно расстроила, совсем ума лишится. Может, как-нибудь намекнуть, что я его жду?..»

Так она терзалась — то радовалась, то тревожилась, чуть губу не прикусив.

— Господа, но как же пиршество без песен?.. Может, в экспедиции есть музыкант?

— Котта! что ты смущаешься? офицерское собрание ждёт музыки…

— Гириц, хватит кокетничать, будто девица перед первым поцелуем. Общество просит — это приказ, извольте выполнять!

Загорелому блондину силой вручили звонкую гитару, а он, будто патриарх или великий орденский магистр на выборах — отнекивался. Дескать, недостоин! мол, зачем вы на мои слабые плечи такую ношу возлагаете!

— Да я давно не пел! не в голосе! отвык!..

— Котта, — рокотал соратник, как гром в тучах, — или ты поёшь, или гитару на уши одену.

— Меня заставили, под угрозой насилия, — предупредил конный артиллерист.

Как водится у капризных умельцев, долго настраивал и сомневался. Потом перебрал струны, и столовая наполнилась ритмичным, маршевым звуком, словно по воздуху шла боевая колонна.

То была песня «охотников за звёздами», родившаяся в первую войну.

Мы идём за блуждающей тёмной звездой,

В пыль стирая колёса, подошвы, подковы.

Как любовники, мы постоянно готовы

Прямо с марша идти напролом, в жаркий бой.

Мы ругаем её как спьяна, без стыда

Мы томимся по ней, мы всегда в ожиданье

Дня, когда, наконец, состоится свиданье,

Когда с грохотом небо расколет звезда.

Быстрых лет череда пролетит без следа.

Много звёзд на погонах, а в небе их мало.

Лето жаркое кончилось, осень настала.

Смотрим в небо мы: — Где же ты, наша звезда?

Пусть когда-нибудь смерть нас смешает с землёй —

Звёздный зов не утратит таинственной силы.

Мы тенями восстанем тогда из могилы,

Чтоб идти за блуждающей тёмной звездой.

И бражники хором грянули, вторя певцу:

Чтобы снова, как встарь — за блуждающей тёмной звездой!

Похвалы и аплодисменты! Котту дружески хлопали по плечам, тянулись для рукопожатия, наливали чёрного бальзама. К нему пробилась осмелевшая, необычно румяная Эрита:

— Как это… восхитительно! Прежде я никогда не слышала ничего подобного!

— Так поют в штурмовой пехоте — у артиллерии другие песни. Вам… понравилось?

— Просто представить не могла, что в армии… так любят звёзды!

— Даже больше. — Котта склонил лицо к струнам. — Были офицеры — старые, перед отставкой, — которым было не дождаться до сближения планет. Иные стрелялись… Зачем жить, если у тебя нет звезды?

Жестом он испросил её руки для поцелуя. Вздрогнув, Эрита подала руку дицеру; тот губами запечатлел на ней свою благодарность за столь искреннюю похвалу.

— Ваш покорный слуга. Позволите ли проводить вас к смотровой площадке? Вид вечернего моря столь прекрасен…

«Красноармейцы — такие изысканные кавалеры!..» — с завистливым восторгом вздохнула Лисси.

— Барышни, — подошёл Карамо, — предлагаю вам другую, самую роскошную площадку — на хребте дирижабля. Извини, Котта, что похищаю поклонницу твоего таланта.

В самом деле, лезть по лестничной шахте в юбках — непристойно. Штаны аэронавта позволяют не бояться за свою честь и смело задирать ноги.

Вертикальные трубы с промежуточными площадками вели сквозь пузатое тулово дирижабля высоко наверх. А там…

Там Ларе от страха захотелось пасть на четвереньки и вцепиться по-кошачьи в оболочку.

Узкая дорожка по хребту, хлипко огороженная леерами, а по обе стороны — покатые склоны, ведущие в бездну. Над головою — необъятное темнеющее небо, а где-то в немыслимой глубине — слабо серебрящееся море, и у далёкого горизонта — тени островов. Кругом только великий гулкий ветер, простор пустоты. Вот-вот сдует в никуда!..